Николай бердяев - философия неравенства. Философия свободы Н. Бердяева

На днях во множестве интернет-изданий запостили одну и ту же информацию:

«Святейший патриарх Московский и всея Руси Кирилл в очередном выпуске программы «Слово пастыря» подверг критике лозунг «Свобода, равенство, братство».

«Если есть свобода, то не может быть равенства, ведь свобода - словно луг, на котором растут цветы и травы, и каждая трава поднимается в меру своей силы. Равенства нет - одна посильная, другая послабее, третью вообще не видно. А равенство - как постриженный газон, все равны, но нет никакой свободы», - цитирует патриарха Кирилла пресс-служба РПЦ.

Патриарх заявил, что «если бы пораньше об этом задумались наши горе-интеллектуалы, (...) то, может быть, повнимательнее отнеслись бы к этому соблазнительному лозунгу».

(В данном случае цитирую отсюда ).

Я не поленилась, нашла выпуск программы «Слово пастыря», которую все цитируют. Естественно, оказалось, что сказанное цитируют не совсем точно (или совсем неточно):

«В прошлый раз, когда я отвечал на вопросы телезрителей, я коснулся темы революции, в том числе в связи с темой свободы. Но, отталкиваясь от Вашего вопроса, хотел бы высказаться подробнее на эту тему, ведь вопрос, конечно, принципиальный. Ради свободы, в первую очередь, и совершалась революция, причем не только у нас. Если взять революции в Западной Европе, то ведь оттуда пришли лозунги равенства, братства, свободы. Именно этими лозунгами вдохновлялись французские революционеры, а потом, через соответствующую пропаганду, эти лозунги перешли и в наш культурный дискурс и укоренились в сознании нашей интеллигенции.

И ведь действительно лозунг очень привлекательный. Спросите любого человека: Вы за свободу? Да. Вы за равенство? Да. Вы за братство? Да. Нет ни одного человека, который скажет «нет». Правда, нашелся один мудрый человек, Николай Александрович Бердяев, выдающийся русский философ, который, правда, уже в послереволюционные годы, размышляя на тему равенства, братства и свободы, сказал о противоречивости этих понятий. По его словам, если есть свобода, то не может быть равенства, ведь свобода — словно луг, на котором растут цветы и травы, и каждая трава поднимается в меру своей силы. Равенства нет — одна посильная, другая послабее, третью вообще не видно. А равенство — как постриженный газон, все равны, но нет никакой свободы …

Если б об этом пораньше задумались наши горе-интеллектуалы! Если бы такого рода сравнение пораньше пришло им в голову! Если бы оно распространилось в массовом сознании, то, может быть, люди повнимательнее отнеслись к этому соблазнительному лозунгу — «свобода, равенство, братство».

Вот что сказал патриарх Кирилл по поводу лозунга «Свобода, равенство, братство», сославшись при этом на философа Николая Бердяева .

Прочитав версию «Взгляда», я хотела было пуститься в спор с патриархом. Но поскольку его слова про свободу и равенство - непрямое цитирование из Бердяева, то я и пошла туда - к философу:

«Либеральная идеология зародилась в умственной атмосфере XVIII века, которая склонна была утверждать естественную гармонию. Эта идеология проникнута верой в естественную гармонию свободы и равенства, во внутреннее родство этих начал. Французская революция совершенно смешивала равенство со свободой [выд. моё - bin_rada]. Весь XIX век разбивал иллюзии естественной гармонии, он жизненно раскрыл непримиримые противоречия и антагонизмы. Обнаружилось, что равенство несет с собой опасность самой страшной тирании. Обнаружилось, что свобода нисколько не гарантирует от экономического рабства. Отвлеченные начала свободы и равенства не создают никакого совершенного общества, не гарантируют прав человека. Между свободой и равенством существует не гармония, а непримиримый антагонизм [выд. моё - bin_rada]. Вся политическая и социальная история XIX века есть драма этого столкновения свободы и равенства. И мечта о гармоническом сочетании свободы и равенства есть неосуществимая рационалистическая утопия. Никогда не может быть замирения между притязаниями личности и притязаниями общества, между волей к свободе и волей к равенству. Отвлеченный либерализм так же бессилен разрешить эту задачу, как и отвлеченный социализм. Это — квадратура круга. В плане позитивном и рациональном задача эта неразрешима. Всегда будет столкновение безудержного стремления к свободе с безудержным стремлением к равенству. Жажда равенства всегда будет самой страшной опасностью для человеческой свободы. Воля к равенству будет восставать против прав человека и против прав Бога [выд. моё - bin_rada]. Все вы, позитивисты-либералы и позитивисты-социалисты, очень плохо понимаете всю трагичность этой проблемы. Свобода и равенство несовместимы. Свобода есть прежде всего право на неравенство. Равенство есть прежде всего посягательство на свободу, ограничение свободы [выд. моё - bin_rada]. Свобода живого существа, а не математической точки, осуществляется в качественном различении, в возвышении, в праве увеличивать объем и ценность своей жизни. Свобода связана с качественным содержанием жизни. Равенство же направлено против всякого качественного различия и качественного содержания жизни, против всякого права на возвышение. Один из самых замечательных и тонких политических мыслителей XIX века, Токвиль, первый ясно сознал трагический конфликт свободы и равенства и почуял великие опасности, которые несет с собой дух равенства. «Я думаю, — говорит этот благородный мыслитель, — что легче всего установить абсолютное и деспотическое правительство у народа, у которого общественные состояния равны, и полагаю, что если подобное правительство раз было установлено у такого народа, то оно не только притесняло бы людей, но с течением времени отнимало бы у каждого из них многие из главнейших свойств, присущих человеку. Поэтому мне кажется, что деспотизма всего более следует опасаться в демократические времена». Этот благородный ужас перед нивелировкой, перед европейской китайщиной был и у Д. С. Милля. И его беспокоила судьба человеческой личности в демократическом обществе, одержимом духом равенства. Иллюзии XVIII века, иллюзии французской революции были разбиты. Свобода расковывает безудержную волю к равенству и таит в себе семя самоотрицания и самоистребления. Либерализм порождает демократию и неудержимо переходит в демократизм. Таково его последовательное развитие. Но демократия истребляет самые основы либерализма, равенство пожирает свободу [выд. моё - bin_rada]. Это обнаружилось уже в ходе французской революции. 93 год истребил декларацию прав человека и гражданина 89 года. Это процесс фатальный. Противоречие между свободой и равенством, между правами личности и правами общества непреодолимо и неразрешимо в порядке естественном и рациональном, оно преодолимо и разрешимо лишь в порядке благодатном, в жизни церкви [выд. моё - bin_rada]. В общении религиозном, в обществе церковном снимается противоположность между личностью и обществом, в нём свобода есть братство, свобода во Христе есть братство во Христе. Духовная соборность разрешает эту квадратуру круга. В ней нет различия между правом и обязанностью, нет противоположения. Но в церковном обществе нет механического равенства, в нём есть лишь братство. И свобода в нём не есть противоположение себя другому, ближнему своему. Религиозное общение основано на любви и благодати, которых не знает ни либерализм, ни демократизм. И потому разрешаются в нём основные антиномии человеческой жизни, жесточайшие её конфликты».

Это из книги Н.А. Бердяева «Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии» , изданной в Берлине в 1923 году (напомню, что Николай Бердяев был выслан из советской России в 1922 году на «философском пароходе». Напомню также, что первоначально Бердяев стоял на позициях марксизма, а затем перешёл к философии личности и свободы в духе религиозного экзистенциализма и персонализма, впрочем, продолжая считать Карла Маркса гениальным человеком).


Патриарх, несомненно, лучше меня знаком с творчеством Николая Бердяева, поэтому я не берусь судить, говорил ли где-нибудь философ о равенстве как о подстриженном газоне. Но вышеприведённая цитата, взятая из седьмой главы книги «Философия неравенства» (« Письмо седьмое. О либерализме »), на мой взгляд, вполне отражает взгляды Бердяева на проблему соотношения свободы и равенства.


Николай Бердяев - философ личной свободы. И в своих рассуждениях лукаво подменяет идею равенства возможностей идеей равенства результатов, уравниловкой. Вслед за ним то же самое делает патриарх. Однако же и французские революционеры, и большевики, говоря о равенстве, подразумевали именно равенство возможностей, а не уравниловку. Об этом гораздо лучше меня сказал Кургинян.

Я же хочу добавить некую иллюстрацию. Когда говорят о равенстве и свободе, перед моими глазами предстаёт совсем другая картинка, чем перед глазами патриарха. Стриженый газон - это иллюстрация про равенство результатов. Цветущий луг - иллюстрация про свободу личности, при которой выживает сильнейший («человек человеку - волк», утверждал и Бердяев в определённый период своей жизни, в частности, в книге «Философия неравенства»). Для меня же иллюстрацией равенства возможностей перед глазами предстаёт роскошная ухоженная клумба, на которой все ростки получают равное внимание со стороны садовника (будем считать в этой роли социальное государство), и потому цветёт и плодоносит клумба намного более пышно и обильно, чем цветущий луг. Разве не наблюдали мы этого пышного цветения в СССР (со всеми его издержками), когда мировая культура и наука развивались гигантскими темпами вслед за их развитием в Советском Союзе? Россия только-только в настоящее время «доедает» научный задел, доставшийся ей со времён СССР.

Традиция русской религиозно-философской мысли, идущая от славянофилов и Вл. Соловьева, узнала свой расцвет в первые десятилетия ХХ века, в период, который нередко называют «русским религиозно-философским ренессансом».

Среди представителей этого периода можно выделить с точки зрения решения ими философских и религиозных вопросов два основных направления, испытавших так или иначе влияние Соловьева. Первое направление (С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский, Л. П. Карсавин, С. Л. Франк и др.) много внимания уделяло дальнейшей разработке соловьевской философии «всеединства». Представители второго направления (Н. А. Бердяев, Д. С. Мережковский, В. В. Розанов, Л. С. Шестов и др.) по своему истолковали стремление Соловьева к «новой форме» христианского сознания. Сформулированная ими концепция «нового религиозного сознания» опиралась не только на идеи Соловьева, но и Достоевского, Шопенгауэра, Ницше, Кьеркегора и др.

Важное место в творчестве представителей второго направления в русской религиозной философии начала ХХ века занимают экзистенциальные проблемы. Они говорили о необходимости радикальной реформы церкви, выступали с острой критикой исторического христианства, заявляя, что в истории было слишком много «плоти» и мало «духа», проповедовали новую «религию свободного духа». Одной из наиболее ярких фигур, стоящих у истоков «нового религиозного сознания» был Н. А. Бердяев (1874–1948). Он был уверен, что грядущее обновление общества должно осуществляться на основе реформированного православия, вернувшегося к своим гуманистическим истокам. «Новое религиозное сознание» представлялось Бердяеву почвой для грядущего расцвета культуры, способного снять проблему насильственного разрешения социальных противоречий.

Превыше всего Бердяев ставит человеческую личность: «Весь мир ничто по сравнению с человеческой личностью, с единственным лицом человека, с единственной его судьбой». Проблема свободы личности занимает центральное место в его творчестве. Почему человек – по природе своей свободное и творческое существо – так неумело пользуется этими дарами Всевышнего; почему в истории осуществляется совсем не то, что задумывалось человеком; почему плоды познаний человек обращает во зло себе, на угнетение себе подобных; почему одинок талант, трагична судьба гения и торжествует посредственность; почему человек рожден свободным, а между тем он везде и всегда в оковах – над этими вопросами размышляет Бердяев в главных своих философских произведениях: «Философия свободы» (1912) и «Смысл творчества» (1916).

Свобода Бердяева – это свобода духа человека, его сознания и самосознания. Она не может быть детерминирована ничем, что стояло бы вне и над человеком. «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри». По мнению Бердяева, человек не может именоваться человеком, если он не предоставлен самому себе. Подлинная человеческая жизнь – в непредсказуемости (возможно, трагической) собственного решения. Вместе с тем, Бердяев видит и «трудности свободы». Свобода, предполагающая выбор, шаг в неизвестность, чревата опасностью, осложняет жизнь. Поэтому большинство людей готовы сменить свободу на спокойное счастье безответственности. «Я всегда думал, – замечает Бердяев, – что свобода аристократична, а не демократична. Огромная масса людей совсем не любит свободы и не ищет ее».

Наиболее ярким проявлением внутренней свободы человека, по мнению Бердяева, является творчество. «Цель творческого порыва – достижение иной жизни, иного мира». В книге «Смысл творчества» Бердяев пишет, что творчество священно, потому что оно – «ответ человека на зов Бога и встреча с ним». Бердяев рассматривает историю и культуру как проявление творческой мощи человека.

Смысл человеческой истории Бердяев видит в духовном творчестве, в развитии человеческой свободы. Для него история общества – это не история экономики или политики, а прежде всего история духовной культуры. И в этой истории ключевым событием является возникновение христианства. В книге «Смысл истории» Бердяев раскрывает великое значение христианства для человека. Открыв в человеке божественную природу, христианство провозгласило абсолютную ценность человеческой личности. Однако, начиная с эпохи Возрождения, христианский гуманизм вытесняется «языческим гуманизмом». Все большее место в духовной жизни человека начинает занимать то, что раньше было на «периферии жизни». Материальные ценности вытесняют ценности духовные. Возникает новая «массовая культура» пониженного качества. Такую «переродившуюся» культуру Бердяев называет «цивилизацией».

Противопоставление культуры и цивилизации обычно для ХХ века, и Бердяев стал одним из первых выразителей этого умонастроения. Культура духовна и в конечном счете религиозна, она предполагает высокое качество личности творца. Цивилизация атеистична и демократична, ей нужна не свободная индивидуальность, а человек без собственного лица. Цивилизация любит массу и равенство. Культура, спасающая человека тем, что говорит ему о неполноте материальной жизни, теперь, по мнению Бердяева, становится ненужной, и цивилизация расправляется с ней. Это нашло свое выражение также и в философии. К низким инстинктам свел – духовность человека З. Фрейд. К экономике сведена духовная жизнь общества К. Марксом.

Выход из того кризиса, который переживает человечество, Бердяев видит только в возвращении к абсолютным религиозным ценностям. К тому принципу организации общественной жизни, который А. С. Хомяков назвал «соборностью». «Соборное» общество, по Бердяеву, это люди объединенные общей любовью к Христу, это «религиозный коллективизм», который один только может преодолеть противоречие между социальной организацией и индивидуальной свободой человека.

Такое общество Бердяев противопоставляет и капитализму и социализму, которые, по его мнению, одинаково буржуазны. В понятие «буржуазности» философ вкладывает не столько социально-экономическое, сколько духовное и даже религиозное содержание. «Буржуазность» для него – это неверие в мир высших ценностей и «исключительная вера в мир видимых вещей». Особенно враждебен личности и ее свободе коммунизм, для которого человек всего лишь единица класса, социальной группы, где он из цели превращается в средство для достижения неких надличностных целей.

Логика рассуждений приводит Бердяева к теме о России, ведь именно здесь торжествует крайнее проявление цивилизации – коммунизм. В книге «Истоки и смысл русского коммунизма» он показывает, то такой жребий не был случайным для России. Для Бердяева не было сомнений, что коммунизм и Россия соединены органично. Поясняя свою позицию, философ обращается к русской истории, выявляя ее необычность, раскрывает особенности национальной психологии. Бердяев обращает внимание на такие черты русского национального характера, как максимализм в требовании социальной справедливости, неуважение к государственной власти, слабость индивидуального правосознания, религиозную устремленность, искание Царства Божьего на Земле. Для Бердяева «русский марксизм» – это своеобразная форма народничества. Соединенный со стихией народного гнева и бунта, он породил религию «русского коммунизма».

Бердяев приходит к выводу, что «русский коммунизм» есть этап в развитии «русской идеи», духовности русского народа. Этап этот завершится тогда, когда народ вернется к истинным религиозным ценностям, вернет жизни ее религиозный смысл. Но для этого недостаточно освободить человека от внешнего насилия, необходимо вернуть ему внутреннюю свободу, условием которой является восстановление связи человека с Богом. Только в этом случае коммунизм уйдет в прошлое, уступая место «соборному» обществу.

В 1922 году Н. Бердяев, С. Булгаков, Л. Карсавин, С. Франк, Н. Лосский вместе с другими крупнейшими деятелями русской культуры были высланы за границу как «идеологически чуждые советской власти элементы». Их философское творчество, обогащенное духовным опытом революции, продолжалось в эмиграции. Годы эмиграции – это период окончательного оформления русской религиозной философии как особой школы философской мысли, время ее выхода на мировую сцену. Проблематика этого периода достаточно разнообразна и интересна, но она выходит за рамки рассматриваемой темы и заслуживает отдельного разговора.

Литература

  1. Бердяев Н. А. Русская идея // Вопросы философии. 1990. № 1, 2.
  2. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.
  3. Бирюков Н.Н. Соборность как религиозный и политический идеал // Философски науки. 2005 № 6.
  4. Замалеев А. Ф. Лекции по истории русской философии. Спб., 1995.
  5. Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991.
  6. Кантор В. К. Западничество как проблема «русского пути» // Вопросы философии. 1993. № 4.
  7. Киреевский И. В. Избранные статьи. М., 1984.
  8. Кознова И.Е. Проблемы российского самосознания // Вопросы философии. 2007. № 6.
  9. Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991.
  10. Лосев А. Ф. Русская философия // Философия, мифология, культура. М., 1991.
  11. Попов Г.А. Что стоит за вопросом о жизни и смерти в религиозно-философском учении Л.Н. Толстого // Философские науки. 2004. № 3.
  12. Соловьев В. С. Сочинения в 2-х томах. М., 1988.
  13. Хомяков А. С. О старом и новом. М., 1989.
  14. Чаадаев П. Я. Философские письма и статьи. М., 1989.

Вопросы для повторения

Но с другой стороны, экзистенциализм совсем не гуманен, потому что гуманизм предполагает признание в другом равного мне, а не раба и не господина. Там где нет равенства, нет гуманизма. Поэтому Бердяев, отвергая гуманизм, отвергает и равенство, отвергает демократию.

Философия неравенства: критика демократии

В 1918 году Бердяев, полностью разочаровавшись в революции, пишет «Философию неравенства», которая вышла в Берлине в 1923-м, направленную против демократической идеи социального равенства, против народнической идеологии, против «народолюбия» русской интеллигенции, как выражается Бердяев.

«Философия неравенства» - это, по сути, апофеоз его творчества. Но тема социального равенства, человеческого равенства присутствует не только в «Философии неравенства», она проходит через все творчество Бердяева. Здесь Бердяев тоже последовательный ницшеанец. Эту же тему мы находим и у Ортеги-и-Гассета в его «Восстании масс». Именно восстание масс насмерть перепугало Бердяева в 1917 году и толкнуло его, по сути, в лагерь контрреволюции.

Дело в том, что Бердяев в этой работе явным образом обеспокоен состоянием культуры, хотя он и считает ее неудачей. Но когда восставшие мужики начали разорять «дворянские гнезда», в которых главным образом творилась высокая культура, то это вызвало неприязнь к «восстанию масс» не только у Бердяева. Даже большевик А.В. Луначарский готов был отойти от революции, когда в результате обстрела Московского кремля были повреждены некоторые его строения. В этом отрицательная сторона революции и вообще всякой вооруженной борьбы, - она всегда связана с определенными культурными потерями. Но дело не только в этом.

Еще Великая Французская Революция сделала своими лозунгами Свободу, Равенство и Братство. И в любом случае идея равенства присутствует во всякой революции. Но социальное неравенство, против которого направлена всякая революция, было всегда и культурным неравенством. Высокая культура созидалась культурным меньшинством и ее плодами пользовалось тоже меньшинство. Ведь рабочие и крестьяне, а это подавляющая часть общества, в оперу не ходили. И именно поэтому против высокого искусства, в особенности против оперы, выступал мужицкий демократ Л.Н. Толстой, философия и творчество которого, в противоположность Достоевскому, никогда не вызывали симпатий у Бердяева.

Бердяев, в противоположность Толстому, был большой эстет, и не только в дурном смысле. Высокое искусство ему было дорого, хотя оно, как и вся культура, было неудачей, и ради этого он жертвует демократией и равенством. Главный тезис Бердяева: «Неравенство есть условие развития культуры» . «Лишь в иерархии, - пишет он, - возможны разнокачественные индивидуальности» . И далее: «Всегда остается противоположность между большинством и меньшинством, между духовными вершинами и материальными низинами жизни» .

Если бы Бердяев сказал, что исторически было всегда так, что социальное неравенство было условием развития культуры, то это было бы верно, потому что это просто констатация факта. Недаром аристократ крови и духа Платон на этом основании протестовал против демократии. Но когда исторический факт превращается в антропологический факт, то здесь можно и есть о чем спорить. Однако Бердяев идет дальше и данный исторический факт превращает в метафизический абсолют. «И в Царстве Божьем будет неравенство, - заявляет он. - С неравенством связано всякое бытие» . Точно так же и существование «белой кости» Бердяев считает антропологическим фактом: «Существование «белой кости» есть не только сословный предрассудок, это есть также неопровержимый и неистребимый антропологический факт» . Но если и в Царстве Божьем будет неравенство, то в чем, собственно, его преимущество перед этим безбожным царством, если и там одни будут ходить в оперу, а другие слушать одни только «серебряные ветры»?

Бердяев переводит проблему равенства в план метафизический, антропологический, даже психологический. «Пафос равенства, - пишет он, - есть зависть к чужому бытию, неспособность к повышению собственного бытия вне взгляда на соседа» . Но при этом он избегает плана социально-экономического и поли-

219 Бердяев Н.А. Философия неравенства. Письма к недругам по социальной философии // Русское зарубежье. Л., 1991. С. 167.
220 Там же. С. 27-28.
221 Там же. С. 30.
222 Там же.
223 Там же. С. 113.
224 Там же. С. 47.

тического. Он прекрасно сознает антидемократизм своих взглядов. «Я знаю, - пишет Бердяев, - все, что я говорю вам, вы назовете «реакционным» и увидите в мыслях моих оправдание социального зла» . Но я плевал на всех вас, по сути, заявляет Бердяев. И опять переводит разговор в план метафизический и космический в духе известного «закона» Лейбница: не бывает двух абсолютно одинаковых листьев на одном и том же дереве.

Это типичный прием софистов всех времен и народов - всякий конкретный вопрос уводить в абстрактные метафизические дебри. Бердяев не настолько глуп, чтобы не понимать, что речь идет совсем не об одинаковости всех людей, а речь идет о равенстве прав и обязанностей, о равенстве возможностей для всех людей как членов общества и государства. Но существующее государство стоит на страже именно неравенства. Поэтому Бердяев горой стоит за это государство, подводя опять-таки под эти порядки философски-христианский фундамент: несть власти, аще не от бога. «Власть государственная, - пишет он, - имеет религиозную первооснову и религиозный исток» .

По сути, это возврат к средневековому пониманию государства, к Августину Блаженному. «Государство, - пишет Бердяев, - не может определяться никаким данным человеческим поколением. Государство поддерживает реальную связь времен в жизни народов, и потому оно не может стоять в такой зависимости от времени, какой хотят те, которые отдают его временному потоку. Государство не может быть создано и не может быть разрушено никаким человеческим поколением. Оно не является собственностью людей, живущих в каком-либо периоде истории. В этом смысле государство имеет сверхвременную и сверхэмпирическую природу» .

225 Там же. С. 46.
226 Там же. С. 56.
227 Там же. С. 55.

Государство создано людьми, говорил демократ Ж.-Ж. Руссо, и людьми оно может быть изменено. Бердяеву противно всякое поползновение со стороны народа в сторону государственной власти. «Последовательной демократии, низвергающей всякий иерар-

хизм, - считает он, - никогда не было и быть не может. Такая последовательная демократия и есть анархия» . Поэтому ему ненавистно само понятие «народ». И он клеймит всех демократов за «народолюбие». Даже Достоевского, которого В. Соловьев похваливал за его недемократизм.

Бердяев ставит на место русского понятия «народ» немецкое понятие «нация». О «нации» у Бердяева речь шла уже в «Смысле творчества». В «Философии неравенства» этому посвящена уже целая глава. Бердяев сам понимает - он, вообще, всегда все сам понимает - неудобство, вытекающее из того, что слово «нация» нерусское, в отличие от слова «народ». «На французском языке, - пишет он, - есть два слова для обозначения двух существенно различных понятий - nation и people. По-русски нет соответствующих хороших слов. Противоположение нации и народа звучит плохо, потому что противополагаются иностранное слово и русское» .

Чем же «хорошо» слово «нация»? Послушаем самого Бердяева. «Нация, - пишет он, - есть категория историческая по преимуществу, конкретно-историческая, а не абстрактно-социологическая. Она есть порождение совершенно своеобразной исторической действительности, и тайна ее недоступна тем, которые совершенно лишены чувства исторической действительности, которые пребывают целиком в абстрактных социологических категориях» .

Определял свою философию как “философию субъекта, философию духа, философию свободы, философию дуалистически-плюралистическую, философию творчески-динамическую...”. Противоположность между духом и природой, по Бердяеву, является главной. Дух — это субъект, творчество, природа — неподвижность и пассивная длительность, объект.

Главным элементом в этом противопоставлении выступает субъект, вплоть до того, что, по мнению Бердяева, объективный мир не существует сам по себе, но зависит от воли субъекта, является результатом экстериоризации его личного состояния: “Я не верю в прочность так называемого “объективного” мира, мира природы и истории... существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа”. Одна из важнейших в философии Бердяева — категория свободы .

Свобода, по его мнению, не была сотворена Богом. Вслед за немецким философом-мистиком XVII в. Якобом Бёме , Бердяев считает, что ее источник — первичный хаос, ничто. Поэтому Бог не имеет власти над свободой, властвуя лишь над сотворенным миром, бытием. Бердяев принимает принцип теодицеи, утверждает, что вследствие этого Бог не ответственен за зло в мире, он не может предвидеть действия людей, обладающих свободной волей и лишь способствует тому, чтобы воля становилась добром.

Бердяев выделяет два вида свободы: первичная иррациональная свобода, свобода потенциальная, которая обусловливает гордыню духа и вследствие этого его отпадение от Бога, что в результате приводит к рабству личности в мире природы, объективной реальности, в обществе, где человек для того, чтобы успешно сосуществовать с другими его членами, должен следовать моральным нормам, сконструированным обществом, тем самым реальной свободы нет; и “вторая свобода, свобода разумная, свобода в истине и добре... свобода в боге и от Бога полученная”. Дух побеждает природу, вновь обретая единство с Богом, восстанавливается духовная целостность личности.

Понятие личности также является важным для Бердяева, он разделяет понятия “личность” и “человек”, “индивид” . Человек — божье творение, образ и подобие Бога, точка пересечения двух миров — духовного и природного. Личность — это категория “религиозно-духовная”, спиритуалистическая, это творческая способность человека, реализация которой означает движение к Богу. Личность сохраняет общение “с духовным миром” и может проникнуть в “мир свободы” в непосредственном духовном опыте, по природе своей являющемся интуицией.


Человек, согласно Бердяеву , по своей природе существо общественное, история — это способ его жизни, поэтому Бердяев уделяет большое внимание философии истории. В своем развитии человечество прошло несколько этапов понимания истории. Раннее понимание истории было характерно для греческой философии, осознававшей себя в неразрывной связи с обществом и природой и рассматривавшей движение истории как круговорот. Затем, с возникновением принципа историзма в западноевропейской философии Возрождения и особенно Просвещения появляется новое толкование истории как поступательного развития.

Ее наивысшее выражение — “экономический материализм” Маркса . На самом же деле, по мнению Бердяева, существует особое духовное бытие истории, и чтобы его понять, необходимо “постигнуть это историческое, как... до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу. Я должен поставить себя в историческую судьбу и историческую судьбу в свою собственную человеческую глубину”.

Историю определяют три силы: Бог, судьба и человеческая свобода .

Смысл исторического процесса состоит в борьбе добра против иррациональной свободы: в период господства последней реальность начинает возвращаться к первоначальному хаосу, наступает процесс распада, падение веры, утрата людьми объединяющего духовного центра жизни и наступает эпоха революций. Творческие периоды истории приходят на смену после революций, несущих разрушение. Свобода для Бердяева тесным образом связана с понятием творчества.

Свобода и творчество — это образ и подобие Бога в человеке. Образ Божий — это свобода, человек несет в себе ту свободу, с которой Бог сотворил мир, и поэтому человек является продолжателем этого миротворения. А творчество — это подобие, человек может создавать нечто совершенно новое. На этом Бердяев разошелся со своим другом Булгаковым — одно время их называли Булдяев и Бергаков, настолько они были похожи по образу своих мыслей. Булгаков — политэконом, и он считал, что человек не создает ничего нового, а лишь припоминает то, что уже создал Бог. А Бердяев полагал, что человек может уподобиться Богу и быть не только управляющим некоего невидимого хозяина на земле, но и полноправным хозяином.

Философия свободы.

По мнению Бердяева, свобода не имеет основ ни в природной необходимости, ни в социальной необходимости. Он выдвигает идею, что свобода как таковая предшествует всякому бытию. Человеческая свобода коренится не в теле и не в душе человека, а в духе. Свобода, которая существует до всякого бытия (добытийственная, безкачественная свобода) не имеет каких бы то ни было определений. Она может развиваться во всех направлениях.

Бердяев использует термин Ungrund (перев. - бездна)., заимствованный у немецкого философа Бёме. Всякому бытию, мировой данности предшествует иррациональная стихия, бездна, иррациональная свобода. Бердяев интерпретирует этот термин и как «ничто». Из иррационального «ничто» появляется бог. Далее бог, используя «ничто», ungrund, создает мировую данность и человека. Таким образом, у Бёме свобода производна от бога, то у Бердяева свобода предшествует Богу и всякому бытию. Таким образом, у Бердяева снимается всякая ответственность бога за то зло, которое происходит в окружающем нас мире, ибо источник всякого добра и зла - иррациональная свобода (ungrund).

В свободе коренится возможность зла, поэтому за зло в окружающем мире ответственен не бог, а сам человек, которые в рамах своей свободы может реализовать как возможность добра, так и возможность зла. Ряд исследователей творчества Бердяева (в частности, философ - интуитивист первой трети XX в. Н. О. Лосский) помимо иррациональной свободы выделяет две разновидности человеческой свободы: рациональную свободу и христианско-религиозная свобода. Рациональная свобода связана с выбором и принятием человеком определенных морально-нравственных ценностей общества. Поэтому Лосский интерпретирует её как рациональную свободу.

Христианско-религиозная свобода основана на любви к Богу. Философия творчества. Бердяев здесь придерживается христианской традиции: в Библии написано, что бог создал человека по своему образу и подобию, эту же мысль воспроизводит и Бердяев. Поскольку человек подобен Богу, у которого есть творящие функции, то и человек обладает способностями к творению. Смысл человеческой жизни Бердяев и видит в этом творчестве. Результатом творческой (а не всякой) деятельности является создании чего-то нового (новых материальных или духовных ценностей, которых в мире раньше не было). Сам акт творчества рассматривается Бердяевым как индетермированный, а не детерминированный акт.

Именно в акте творчества человек может осуществить прорыв сквозь природную и социальную необходимость. Бердяев рассматривает творчество с помощью категорий небытие и бытие. Творчество - это переход небытия в бытие посредством акты свободы. В самом деле, если речь один о новых продуктах творчества, чего раньше не было в мире, то до того, как его нет, оно существует в состоянии небытия, а когда оно появляется - переходит в состояние бытия. В творческом акте происходит эманация свободы (эманация - термин, которые использовали неоплатоники, см. эллинистическо-римский период философии).

В последние годы своей жизни Бердяев писал, что его философия творчества и философия свободы носят достаточно аристократический характер. С одной стороны, он писал, что свобода и творчество - элементы любого человеческого существа. С другой стороны, у народа, который непосредственно участвует в производстве, творческий акт не наблюдается. Например, о каком творчестве речь может идти в конвейерном производстве?Бердяев писал, что народу свойственна не свобода критического мышления, а вера во внешние авторитеты.

В определенном смысле Бердяев прав. История человечества XX и начала XXI в. показывает, что народ - стадо баранов. В своё время демократическим путем был избран Гитлер. В рамках философии творчества Бердяев сопоставляет науку и философию. Он пытается выяснить, есть ли у них творческая миссия в жизни человека и человечества. Бердяев не отрицает, что в научном и философском познании есть творческий акт, но выполняют ли они творческую миссию в жизни человека? Он приходит к следующему выводу. С одной стороны, человек, чтобы существовать и развиваться, должен ориентироваться в мировой данности, которая «напирает» на него со всех сторон. Наука - это и есть орудие приспособление к этой мировой данности.

Бердяев писал, «науки познаёт необходимость через приспособление к мировой данности и через саму необходимость». Если человек остаётся на почве науке, то он остаётся в рабстве у необходимости. Наука абсолютно ничего нового не добавляет мировой данности. Она не может преобразовать необходимость и изменить её. Такую миссионерскую задачу в жизни человека и выполняет философия.Философия придает смысл человеческой жизни. Если науку интересует сущее (наука анализирует различные аспекты сущего), то философию интересуют также идеалы человека, человеческие цели, а также должное. Философия познает бытие из человека и через человека. Наука же познает бытие вне (отрешенно от) человека. Для философии бытие - это дух, а для науки - природа. Для философии человек - это субъект, а для наука - объект.

Одним из наиболее интересных последователей Соловьева был Н. А. Бердяев (1874–1948) . Философию он считает чистым творчеством в отличие от науки, которая всегда должна приспосабливаться к необходимости бытия. Исходя из творческой природы философии, Бердяев предлагает свою концепцию миростроения, сориентированную на человека.Его основные труды о свободе: «Философия свободы», «О рабстве и свободе человека», «Смысл творчества», «Философия свободного духа», «Самопознание» и т.д.

В качестве первореальности он выдвигаетисторию иприроду . Они вечны и включают в себя несотворенную свободу .

Все зло в мире истекает из этой свободы. Зло представляет своего рода испытание благого Бога, посланное людям. В итоге – Бог мир создает, Себя в мире проявляет, но не управляет миром. Человеку Бог необходим как нравственный идеал и надежда на спасение, а Богу нужен человек как покаявшийся грешник, стремящийся к богочеловеческому образцу. Правда, достичь такого результата человек может лишь через катастрофу, конец света, Страшный Суд. В результате наступит новый мир вечное царство свободы и духа, человеческое бессмертие.

Бердяев различает три вида свободы :

    Иррациональную первичную свободу, т. е. произвольность;

    Рациональную свободу, т. е. исполнение морального долга;

    Свободу, проникнутую любовью Бога.

Бердяев пишет, что «Бог – создатель является всемогущим над бытием, над сотворенным миром, но у него нет власти над небытием, над несотворенной свободой». Эта свобода первична по отношению к добру и злу, она обуславливает возможность, как добра, так и зла. С точки зрения Н. Бердяева, действия какого – либо существа, обладающего свободной волей, не может предвидеть даже Бог, поскольку эти действия свободны.

В основе мира у него лежит бездна (Ungrund) - ничем не обусловленная иррациональная стихия, предшествующая бытию. Из этого начала рождается Бог, творящий вселенную. Природа вторична и производна. Свобода, воля не есть природа. Воля присутствует в глубине божества и до божества. Поэтому Бог не несет ответственности за все проявления этой свободы, за зло, царящее в мире.

Высшим венцом творения (в иерархии сущего) является человек, как мера всей действительности и разгадка сотворенного бытия. Человек - микрокосм, малое подобие вселенной, путем непосредственной интуиции схватывающий бытие. Поэтому человек и макрокосм. В нем дана разгадка тайны бытия. В нем есть все от камня до божества.

Человек может прорваться через природную и социальную необходимость к универсальному бытию. Так как он создан по образу и подобию божества, поэтому является творцом . Смысл его жизни - творить новое в мире. Творчество - это эманация (истечение, проявление) свободы. Творчество человека - это продолжающееся вместе с Богом творение. А творчество возможно только при допущении свободы, не детерминированной бытием и не выводимой из бытия.

Философия Бердяева - это оправдание человека в творчестве и через творчество.

Дополнительную литературу студент может найти в следующих источниках .

В основе теории познания у него тоже лежит идея свободы. Разум человека - малый разум, он не может доказать реальность бытия. Он всегда противопоставляет субъект и объект. Он основан на знании, а знание всегда принудительно. Большой разум - Логос постигает тождество субъекта и объекта. Он мистичен, основан на вере, а вера свободна. Знание основано на вере, оно питается тем, что дает вера. (Например, вся наука покоится на законе сохранения энергии, но он дан лишь вере, как и атомистическая теория.) Поэтому вера и есть истинный разум. Нужно отречься от малого разума в пользу большого - Логоса. Тогда человек познает Разум мира, Смысл мира, который дан лишь в божественном откровении. Лишь религиозные философы возвышаются над «мудростью мира сего» и становятся «безумными», то есть «мудрыми». «Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом».

Личность у Бердяева представляет собой сосредоточие ин­дивидуальных духовных сил и сферу свободы. Она постоянно испытывает давление со стороны общества, которое стремится поработить личность, включив ее в какую-нибудь общность. Истинная же свобода личности заключается в «соборности», концентрации индивидуальной духовной силы и воли.

Идеи Бердяева оказали значительное влияние на развитие французского экзистенциализма.

Дополнительную литературу студент может найти в следующих источниках .

Литература

    Бердяев, Е. А. Философия свободы. Смысл творчества / Е. А. Бердяев.– М., 1989. – С. 248.

    Три свободы Н. Бердяева. – М., 1990. – 81 с.

    Лосский, Н. О. История русской философии / Н. О. Лосский. – М., 1991. – 714 с.

    Философский словарь. – 1980. – С. 385.

    Вадимов, А. В. Николай Бердяев: изгнание / А. В. Вадимов // Вопросы философии. – 1994. – № 1. – С. 104–115.



Поделиться: