Июльские бои. Загадки необъявленной войны на халхин-голе

Пожалуй, ни одно из событий на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 года не вызывает столько споров, как сражение за гору Баин-Цаган 3-5 июля.Тогда 10-тысячной японской группировке удалось скрытно форсировать Халхин-Гол и начать движение к советской переправе, угрожая отрезать советские войска на восточном берегу реки от основных сил.

Противник был случайно обнаружен и, не дойдя до советской переправы, вынужденно занял оборонительную позицию на горе Баин-Цаган. Узнав о случившемся, командующий 1-ой армейской группой Г. К. Жуков приказал 11-ой бригаде комбрига Яковлева и ряду других бронетанковых подразделений сходу и без поддержки пехоты (мотострелки Федюнинского заблудились в степи и вышли к месту сражения позднее) атаковать японские позиции.

Советские танки и бронеавтомобили предприняли несколько атак, но, понеся значительные потери, вынуждены были отступить. Второй день сражения свелся к постоянному обстрелу советской бронетехникой японских позиций, а провал японского наступления на восточном берегу вынудил японское командование начать отход.

До сих пор историки спорят, насколько оправданным был ввод в бой бригады Яковлева с марша. Сам Жуков писал, что сознательно пошел на это. С другой стороны, был ли у советского военачальника другой путь? Продолжение движения японцев к переправе сулило катастрофу.

Спорным моментом Баин-Цагана до сих пор является и японское отступление. Было ли это повальное бегство или планомерный организованный отход? Советская версия рисовала разгром и гибель японских войск, не успевших осуществить переправу. Японская же сторона создает картину организованного отступления, указывая, что мост был взорван уже тогда, когда на него въехали советские танки. Каким-то чудом под артиллерийским обстрелом и ударами с воздуха японцам удалось переправиться на противоположный берег. А вот оставшийся в прикрытии полк был практически полностью уничтожен.

Баин-Цаган сложно назвать решительной тактической победой одной из сторон. А вот в стратегическом отношении - это, безусловно, победа советско-монгольских войск.

Во-первых, японцы были вынуждены начать отход, понеся потери и не выполнив основной задачи - уничтожения советской переправы. Более того, на протяжении конфликта противник ни разу больше не пытался форсировать Халхин-Гол, да и физически это было уже невозможно. Единственный комплект мостового оборудования во всей Квантунской армии был уничтожен самими японцами при отводе войск с Баин-Цагана.

Далее японским войскам оставалось лишь проводить операции против советских войск на восточном берегу Халхин-Гола, или ждать политического решения конфликта. Правда, как известно, дождался противник совсем другого.

http://www.usovski.ru/
23.12.2007 г.

Сражение при Баин-Цагане - последний гвоздь в гроб военной доктрины Троцкого-Тухачевского

Часть 1

Военный конфликт лета 1939 года между МНР и Маньчжоу-Го, в котором в качестве союзников противоборствующих сторон выступили СССР и Японская империя, принес Советскому Союзу, кроме чисто военной победы, ещё и значительные политические преференции – летом 1941 года японская армия, получившая жестокий урок у Номонхана, вынуждена была уступить флоту пальму первенства в решении стратегических задач, забыть о планах войны с СССР и согласиться с южным направлением будущей японской агрессии. Всё это так. Но осталась в истории этого инцидента одна страничка, которую советские (да и российские) историки старались пролистнуть, не вникая в подробности – и эта страничка посвящена трехдневным боям за гору Баин-Цаган, боям, хоть и формально окончившихся нашей победой, но в то же время начисто перечеркнувших все основополагающие постулаты тактики и стратегии, на которых создавалась и развивалась Красная Армия.

Мы же эту страничку старательно изучим – дабы понять, почему бронетанковая армада численностью почти в полтысячи бронеедениц, долженствующая, по мысли советских стратегов, сокрушать вражеские корпуса и армии, не смогла справиться с одной-единственной вражеской дивизией, и, мало того, что не справилась – была этой дивизией наполовину истреблена.

Для чего из жарких монгольских степей июля 1939 года вернемся на двадцать лет назад, в Москву, в Генштаб РККА, где в это время создавалась советская теория «Глубокой операции».

Имя советского военного теоретика 20-х годов, комкора Владимира Кириаковича Триандафилова, стало вновь известно широкой общественности в 90-е годы прошлого века благодаря стараниям беглого шпиона (а по совместительству «историка») Владимира Богдановича Резуна, ваяющего свои эпохальные опусы под псевдонимом «Виктор Суворов». Именно благодаря мистеру Резуну читающая публика услышала о теории «глубокой операции», разработанной в двух книгах вышеуказанного выдающегося теоретика – «Размах операций современных армий», которая вышла в 1925 году, и «Характер операций современных армий», увидевшей свет через четыре года. Эта теория объявлялась мистером Резуном эпохальным открытием в области военных наук, её разработчик был оным автором назначен военным гением, а все схожие теории, разработанные за рубежом – признаны жалкой калькой с творения трагически погибшего во цвете лет (12 июля 1931 года комкор В.К. Триандафиллов погиб в авиакатастрофе) советского Мольтке. Ничтожной пародией на теорию «глубокой операции» была, по мнению вышеуказанного беглого штирлица, и разработанная Генеральным штабом Германии идея блицкрига, а Гудериан, Манштейн и Браухич были, по твердому убеждению мистера Резуна, не более, чем презренными плагиаторами, укравшими у РККА эту блестящую идею. К сожалению, вместе со злодейски расстрелянными в подвалах Лубянки военными гениями Тухачевским, Гамарником, Якиром и Уборевичем (и иже с ними) канула в лету и Великая Военная Теория – отчего произошла катастрофа июня 1941 года и все остальные наши горести и напасти начала войны.

Да, бесспорно, чертовски соблазнительно – признать Россию родиной идеи молниеносной войны. Приятно думать, что не матёрые военные профессионалы – немецкие генералы – а наши самородки, бывшие поручики и унтера царской армии, нашли блестящий выход из безнадёжного позиционного тупика Первой Мировой. Но, к сожалению, это не будет правдой – как бы нам ни хотелось обратного. А нет ничего хуже, чем обманывать себя…
Правдой является тот факт, что теория «глубокой операции» разрабатывалась Триандафиловым (а затем, после смерти последнего, была изящно присвоена Тухачевским) в общем мейнстриме троцкистской теории «перманентной революции» и являлась, если можно так выразиться, военно-теоретической её частью. Изначально же теория «глубокой операции» имела посыл троцкистской военной школы, и фактически сводилась к прорыву позиционного фронта чудовищным материальным превосходством и развитию операции в глубину до исчерпания возможностей снабжения. Фактически теория «глубокой операции» создавалась для обоснования возможности разгрома любой европейской страны в одной, максимум двух последовательных операциях, и своей главной целью ставила захват территории – в чём кардинально отличалась от теории блицкрига, главным моментом которой был разгром армии противника. В этом, кстати, нет ничего удивительного – немцы разрабатывали теорию блицкрига для переноса решения стратегически трудноразрешимых задач в оперативную плоскость, «глубокая операция» же служила для «расширения базиса войны» путем «советизации» захваченных территорий и использования их ресурсов для успешного окончания войны.

Пока войны не было – теория «глубокой операции» худо-бедно, но служила теоретическим базисом стратегии (и оперативного искусства) РККА. На её постулатах строилась армия, формировались штаты соединений и частей, проводились учения (наиболее известные – Киевские 1935-го года и Белорусские 1936-го), заказывалась военная техника и шло обучение комсостава.

И вот началась война. И даже не война, а «военный конфликт» - в далёких монгольских степях на границе с Маньчжурией, у никому доселе неизвестной речки Халхин-Гол. С точки зрения советского Генштаба, это была идеальная возможность на практике проверить теорию «глубокой операции» в, так сказать, лабораторных условиях, без серьезного риска и с минимальными потерями.

Теория «глубокой операции» требовала создать над противником серьезный перевес в силах – этот перевес был создан (против 25 японских батальонов у нас было 35, против их 1283 пулеметов мы имели 2255, против их 135 полевых орудий мы выставили 220, против их 142 противотанковых и батальонных орудий у нас было 286). Теория «глубокой операции» требовала сконцентрировать на направлении главного удара большие танковые массы – эти массы были сконцентрированы (против 120 легких японских танков и броневиков мы выставили 498 танков и 346 бронемашин). В общем, сделано было всё – а в результате?

В результате мы одержали победу. За два месяца боёв мы убили 17.045 японских солдат и офицеров, и ещё как минимум более тридцати тысяч ранили, мы захватили почти всю тяжелую технику двух японских дивизий и двух отдельных артиллерийских полков, мы навсегда отбили охоту у японцев пробовать РККА на излом и… мы навсегда (как тогда казалось) похоронили в песках у Баин-Цагана теорию «глубокой операции».

И сделала это 11-я легкотанковая бригада комбрига М.П. Яковлева.

В ночь на 3 июля ударная группа генерала Кобаяси (23-я пехотная дивизия в составе 71-го и 72-го пехотных полков, 26-й пехотный полк, два отдельных артиллерийских дивизиона) начала переправу на западный берег реки Халхин-Гол в районе горы Баин-Цаган и к восьми часам утра, полностью переправившись, захватила эту господствующую высоту, после чего, закрепившись, выслала разведдозоры к югу. Для того, чтобы переломить весьма опасную ситуацию (японцы ставили под угрозу снабжение всех советско-монгольских войск на восточном берегу Халхин-Гола), командующий 1-й армейской группой комкор Жуков отдал приказ своему подвижному резерву нанести удар по японцам и отбросить их за реку. В 9 часов утра 11-я отдельная лёгкотанковая бригада вошла в боевое соприкосновение с японцами – и с этого момента началось Баин-Цаганское сражение.

Что представляли из себя прорвавшиеся на западный берег Халхин-Гола японцы? Согласно “Nomonhan. Japanese-Soviet Tactical Combat 1939″, 23-я пехотная дивизия (на западный берег переправились два её пехотных полка) имела в своём строю около 12 тысяч солдат и офицеров, 17 37-мм противотанковых орудий «тип 94», 36 75-мм полевых пушек «тип 38» (лицензионное крупповское орудие, сродни нашей «трёхдюймовке») и 12 100-мм гаубиц (правда, неизвестно, переправили ли их японцы на западный берег), плюс к тому в каждом пехотном батальоне было по две 70-мм батальонные гаубицы. Кроме того, в отдельных дивизионах у японцев имелось ещё четыре батареи противотанковых орудий – всего, таким образом, группа Кобаяси могла рассчитывать на 33 противотанковые пушки. Надо сказать, негусто.

В 11-й ОЛТБ по состоянию на утро 3 июля насчитывалось 156 лёгких танков БТ-5. Вместе с танкистами в атаку на японцев двинулась также 7-я мотоброневая бригада (154 бронеавтомобиля БА-6, БА-10, ФАИ), бронедивизион 6-й монгольской кавалерийской дивизии (18 бронеавтомобилей БА-6), приданный в качестве усиления 3-му батальону 11-й танковой бригады, и бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии (19 бронеавтомобилей БА-6 и БА-10), помогавший 2-му батальону вышеозначенной бригады. Таким образом, против одной слегка усиленной японской пехотной дивизии, располагавшей тридцатью тремя противотанковыми орудиями, советско-монгольские части выставили около трехсот сорока бронеедениц – иными словами, на каждую японскую противотанковую пушку пришлось по десять наших танков и бронеавтомобилей. У японцев, правда, в роли «противотанкового средства» имелись также разного рода экзотические девайсы вроде старательно расписанных советской пропагандой смертников с минами на бамбуковых шестах - но реального боевого значения эти изыски не имели.

Если отбросить в сторону весь ворох пропагандистской шелухи, которым густо покрыты события у Баин-Цагана – то с прискорбием можно констатировать крайне неприятный факт. Советско-монгольский бронетанковый кулак не просто не разбил японцев в первые же несколько часов боя – но, фактически, был ими разгромлен. Да-да, именно разгромлен, и лишь помощь подошедших позже 149-й и 24-й стрелковых полков, артиллерийского полка и нескольких отдельных артиллерийских дивизионов, помогла выправить ситуацию, грозившую перерасти в катастрофу.

11-я ОЛТБ, 7-я МББ и два монгольских бронедивизиона на протяжении целого дня безуспешно атаковали едва успевших окопаться японцев – и к исходу 3 июля, потеряв более половины танков и бронеавтомобилей, вынуждены были отказаться от мысли захватить гору Баин-Цаган. 11-я ОЛТБ за этот день безвозвратно потеряла 84 танка, а потери 7-й мотобронебригады и монгольских бронедивизионов, по глухому признанию Жукова, «были ещё больше». Японцы, мало того, что не были наголову разбиты нашим танковым тараном – утром 4 июля они перешли в контратаку – и это стало моментом истины.

Таким образом, вся теория «глубокой операции», предполагавшая, что огромный численный перевес в силах и средствах сам по себе гарантирует победу – летела к чёрту! Японцы начисто опровергли изыски кабинетных стратегов троцкистской школы! Одна пехотная дивизия, весьма скудно снабженная средствами противотанковой обороны, наскоро окопавшаяся в чужой степи, имевшая весьма ограниченные запасы амуниции – выставив против танковой армады врага силу духа и решимость умереть, но не сдаться - выстояла и удержала свои позиции. И 340 танков и бронеавтомобилей ничего не смогли с ней сделать!

Да, к четырем часам утра 5 июля сопротивление японцев было, наконец, сломлено. На склонах горы Баин-Цаган они оставили более трех тысяч трупов, большая часть артиллерии 23-й дивизии была уничтожена советско-моногольскими войсками. Сила, как известно, солому ломит – но что характерно для этого сражения? Японцы отошли на восточный берег реки, и, чтобы по этому поводу не вещали заядлые коммунистические пропагандисты - сделали это по своей воле. Возможности сопротивления были исчерпаны, фокус, как говорится, не удался – стало быть, нужно уходить. Никаких толп унылых пленных, никаких захваченных знамен – японцы оставили на склонах горы лишь своих павших и свои разбитые пушки; они ушли, забрав с собой раненых, уступив превосходящим силам врага, чтобы уже на том берегу начать всё с начала. Такое отступление стоит иных побед!

Случилось это отнюдь не потому, что наши танкисты оказались слабее духом, чем враг – с силой духа, храбростью и решительностью у ребят комбрига Яковлева как раз всё было в порядке, и страшные потери этой бригады говорят именно об этом. Поражение наших бронетанковых сил при Баин-Цагане произошло не 3 июля 1939 года - оно случилось гораздо раньше, в ноябре 1931 года, когда заместителем наркома обороны по вооружению стал будущий маршал Тухачевский, и когда теория «глубокой операции», как-то незаметно вдруг ставшая детищем Михаила Николаевича, прочно утвердилась в советской военной доктрине. И именно этой теории РККА обязана появлением в её рядах огромных количеств танков Т-26 и БТ с «картонной» броней!

Советский Союз, надрывая все силы, строил заказанные маршалом Тухачевским танковые орды (к 1939 году было построено более 11.000 Т-26 и около 6.000 БТ) – долженствующие, по мысли выдающегося стратега, в день М обрушится на врага и задавить его своей массой. Именно по этому сценарию, кстати, и строились знаменитые манёвры 1935-го и 1936-го годов – на них глазам изумленных иностранных наблюдателей предстали колоссальные танковые армады, с необычайной лёгкостью взламывающие оборону «врага». Теория «глубокой операции», казалось, окончательно обрела плоть и кровь, вернее, сталь и огонь – и не было, по мнению военачальников троцкистской закваски, в мире силы, способной выдержать удар этих колоссальных танковых масс.
Критерий теории – практика. И сгоревшие танки бригады Яковлева лучше сотен многоумных теоретических исследований показали командованию РККА, что «глубокая операция» - миф, старательно разработанный блеф, пустышка и не более того. И не надо пытаться объяснить жуткие потери наших танкистов тем, что их не поддержала пехота, не подошедшая вовремя к полю боя – на Киевских манёврах 1935 года 45-й механизированный корпус А.Н.Борисенко (в составе 133-й механизированной бригады Я.К.Евдокимова и 134-й механизированной бригады С.И.Богданова) контратаковал «синих», захвативших позиции на восточном берегу реки Ирпень, в плотных танковых порядках – вам это ничего не напоминает?

Почему бой 3 июля 1939 года сложился столь катастрофично для советских бронетанковых войск – мы расскажем во второй части этого очерка.

Будучи орудием перманентной революции, теория «глубокой операции» страдала тем же, чем и вся троцкистко-марксисткая идеология – оторванностью от жизни, начетничеством, догматизмом, а самое главное – ошибочностью исходных данных.

Почему Советская Россия с треском проиграла польскую войну? Почему «поход на Вислу» товарища Тухачевского закончился почти полным истреблением войск Западного фронта? Почему Советскому правительству пришлось пойти на подписание омерзительного Рижского мира, оставившего под пятой польских интервентов пол-Украины и половину Белоруссии?

Из-за роковых ошибок базового планирования.

Ослепленные успехами в России, большевики экстраполировали опыт своей борьбы с «внутренней» контрреволюцией на конфликт с новорожденной Польшей – и проиграли, не могли не проиграть. Уповая на «революционный взрыв» среди малоимущих слоёв польского общества, большевистское руководство намеренно не замечало национального фактора – который, к глубокому сожалению господ Троцкого и К, оказался значительно сильнее фактора классового; более того, именно национальный фактор, или, иными словами, национальное самосознание польского народа, угроза для его национальной самоидентичности, угроза утраты только что полученной независимости – позволили Пилсудскому мобилизовать доселе бегущую польскую армию и, ударив во фланг подошедшим к Висле ордам Тухачевского, разгромить Западный фронт, только пленными захватив более ста тысяч человек; потери же Красной Армии в тяжелом вооружении и амуниции вообще не поддавались учёту.

Но национальным спортом в России издревле считалось многократное наступление на грабли; и военные теоретики молодой Красной Армии, засев за создание теории грядущей войны, опять повторили этот манёвр – а как же иначе? Ведь верховным гуру у них числился сам Великий и Ужасный Ходок на Вислу – товарищ Тухачевский!

Оный товарищ был известным теоретиком будущей войны и революционного освобождения Европы и Азии от «гнета капитала» - которому бойко подпевали прочие пропагандисты перманентной революции, типа Ильи Дубинского (каковой в своей книге «Восставшая Индия» воспевал будущий поход РККА за Гиндукуш) или Виталия Примакова (после службы военным атташе в Кабуле разразившегося опусом «Афганистан в огне», в котором потребовал незамедлительно ввести туда «ограниченный контингент советских войск» - заметьте, книга эта написана в 1930 году!). Посему нет ничего удивительного в том, что идейный базис теории «глубокой операции» целиком и полностью принадлежал Михаилу Николаевичу Тухачевскому – за чьим левым плечом маячила бородка Льва Давыдовича Троцкого…

Каковы же были идеи товарища Тухачевского применительно к анализу будущей войны?

Товарищ Тухачевский не утруждал себя вопросами соотношения сил, изучением мобилизационных ресурсов, анализом штатных структур вражеских дивизий и корпусов – к чему? Ведь будущая война будет не войной наций, а войной классов! Посему нет смысла изучать технику и вооружение армий сопредельных стран – достаточно будет разбросать над их территорий несколько миллионов листовок – и победа в кармане! А как же! Ведь «рабочий класс всех стран, ведя ожесточённую классовую борьбу со своей буржуазией, вместе с тем мешает нападению империалистов на наш Советский Союз, сознательно защищая его как ударную бригаду мирового пролетариата… Защита рабочим классом капиталистических стран своего международного социалистического отечества, батрачество и беднота деревни – всё это будет создавать широкую базу для революционного повстанческого движения в тылу у наших врагов».

Отлично! Стало быть, по мнению товарища Тухачевского, у Красной Армии не будет особой необходимости готовиться воевать с врагом всерьез – ведь есть же мировой пролетариат! Достаточно будет лишь грамотно настроить агитацию и пропаганду – и дело в шляпе! И именно вопросу ПРАВИЛЬНОЙ организации агитации и пропаганды товарищ Тухачевский посвящал львиную долю своих военно-теоретических трудов. «Если мы медленно и постепенно будет вливать агитационные силы, то влияние их будет ничтожно. Необходимо одновременное шумное влитие свежего революционного потока, способного сломить апатию и одухотворить войска желанием боя и стремлением к победе. Но движение этого потока обязательно должно быть поставлено на рельсы. Должны быть заранее разработаны лозунги и тезисы, с которыми вся агитационная масса должна с полным единомыслием влиться в войска. Только при таких условиях может получиться ударная успешная пропаганда. Эти удары должны сопровождаться самыми интенсивными кампаниями – литературными, плакатными и прочими. Организация агитпунктов на всех этапах, широкое применение музыки, широкое развитие плакатной системы и прессы, устройство театров и прочее – всё это может и должно дать блестящие результаты».

Вместо разработки вопросов тактики – «применение музыки и широкое развитие плакатной системы»; вместо создания теории и практики оперативного искусства – «одновременное шумное влитие свежего революционного потока»; вместо подготовки внятной стратегии – эфемерный мираж «глубокой операции»; и эти люди ГОТОВИЛИСЬ К ВОЙНЕ!?

Впрочем, надо отдать должное товарищу Тухачевскому, с 1931 по 1935 год бывшему заместителем наркома обороны по вооружению – кроме плакатов и тезисов, оружия идеологического, он всё же посчитал нужным вооружить Красную Армию танками и пушками, оружием, так сказать, реальным. Но вот насколько реальным?

Что является квинтэссенцией теории «глубокой операции»? Создание на достаточно широком участке фронта абсолютного превосходства над противником в силах и средствах, затем - массированный удар танковых масс при поддержке артиллерии и пехоты на всю глубину оперативной глубины вражеского фронта, а вслед за ним – непрерывное наступление до полного израсходования накопленных ресурсов живой силы и техники с целью максимально возможного захвата вражеской территории. На которой (территории) пропагандисты товарища Тухачевского тут же зачнут заниматься «организацией агитпунктов на всех этапах, широким применением музыки, широким развитием плакатной системы и прессы, устройством театров» - с целью максимально быстрой «советизации» захваченных территорий для «расширения базиса войны». Для такого modus operandi требовалось оружие с определенными свойствами – которое товарищ Тухачевский и заказывал промышленности; причём БОЕВЫЕ возможности этого оружия изначально приносились в жертву его МАССОВОСТИ – ибо теория «глубокой операции» отнюдь не требовала от танка способности успешно вести огневой бой с окопавшимся противником. Теория «глубокой операции» требовала от танка ДОЕХАТЬ до вражеских городов, лежащих в глубине его территории – где, приветствуемый революционным пролетариатом, он явился бы живым символом свободы, принесенной угнетенным массам.

Танки, заказываемые товарищем Тухачевским (объективности ради надо сказать, что датой рождения Т-26 принято считать 13 февраля 1931 года, когда РВС СССР постановил принять на вооружение Красной Армии танк Vickers Е) чётко делились, в соответствии с английскими традициями, на «пехотные» и «крейсерские». «Пехотные» танки (английские же «Виккерс шеститонный», ставшие у нас Т-26, с маломощным моторчиком в 90-120 лошадиных сил), побригадно приданные стрелковым корпусам и побатальонно – стрелковым дивизиям, должны были взламывать вражеский фронт вместе с массами пехоты. «Крейсерские» (танки серии БТ, родоначальником которых был танк американского конструктора Кристи) же предназначались для усиления удара и развития дальнейшего успеха – для чего имели мощные двигатели (американские же моторы «Либерти», лицензионно выпускающиеся в СССР, мощностью в 500 лошадиных сил) и смешанный вид движителя – на колёсах и гусеницах. Поскольку разработанная Триандафиловым теория «глубокой операции» требовала создания над противником максимального превосходства – эти танки строились в гигантских количествах. Но были ли они действенным оружием против врага, готового сражаться?

Таким оружием эти танки НЕ БЫЛИ.

Первые противотанковые пушки появились уже в 1918 году – чего товарищ Тухачевский не мог не знать. Не мог он не знать и того, что в 20-30-е годы широкое признание в Европе получили противотанковые ружья. Например, швейцарское тяжелое самозарядное магазинное противотанковое ружье Soloturn S 18-100 появившееся в 1932 году, имело отличные (относительно бронирования советских танков) показатели по бронепробиваемости – 40-мм броня поражалась им на дистанции 100 метров, бронеплита в 35 мм пробивалась на расстоянии в 300 метров, а на пятистах метрах пробивался лист броневой стали толщиной в 27 мм. Учитывая, что броня и Т-26, и БТ нигде не превышала 25 мм – их шанс уцелеть под огнем этих противотанковых ружей равнялся нулю. Да что там швейцарцы! Японское 20-мм противотанковое ружье “Тип 97″, попарно входившее в состав пулеметных рот пехотных батальонов (японская пехотная дивизия по штату должна была иметь 72 ПТР этого типа) уверенно пробивало со 100 метров тридцатимиллиметровую танковую броню. А ведь речь идёт только о противотанковых ружьях! О серьезном же единоборстве танков Т-26 и БТ с противотанковыми пушками вообще можно не говорить – тут, как говорится, без вариантов.

Танки Т-26 и БТ могли бы успешно действовать на поле боя и в глубине обороны противника лишь в одном-единственном случае – если бы армия противника была заранее, ещё до первых выстрелов, деморализована и распропагандирована марксистскими агитаторами; только при этом условии у гигантских орд советских картонных танков появлялся бы шанс на победу. И НИКАК ИНАЧЕ!

3 июля 1939 года сто пятьдесят шесть танков БТ-5 одиннадцатой легкотанковой бригады пошли в атаку на наспех окопавшихся японцев, за час до этого захвативших гору Баин-Цаган, с северо-запада. С юга в наступление на гору Баин-Цаган пошла 7-я мотобронебригада (154 бронеавтомобиля). Мы действовали не в одиночку - атаку советского бронетанкового кулака поддержали два мотобронедивизиона монгольской кавалерии (34 пушечных бронеавтомобилей БА-6 и БА-10).

И эта атака, долженствующая смести с лица земли японскую дивизию, закончилась провалом!

Японцы расстреливали наши танки из противотанковых пушек, из противотанковых ружей, из батальонных гаубиц, из полевых пушек – и не отступали ни на шаг! Японцы не побежали, сломя голову, к переправам через Халхин-Гол – они начали хладнокровно расстреливать наши танки, используя всё, что было у них под рукой.

Советско-монгольская бронетанковая группа атаковала японцев со всех сторон. 2-й батальон 11-й танковой бригады и действующий с ним совместно бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии атаковал врага с запада, главные силы 11-й ОЛТБ (её 1-й и 3-й батальоны и бронедивизон 6-й монгольской кавалерийской дивизии) должны были атаковать японцев с севера, 7-й мотобронебригаде был дан приказ нанести удар с юга. 185-й тяжелый артиллерийский полк должен был поддерживать наступающие танки огнем. Танков и броневиков у нас было с избытком – а вот пехоты не было совсем: 24-й мотострелковый полк, долженствующий поддерживать действия танкистов, к месту боя не явился, вместо Баин-Цагана отправившись к озеру Хуху-Усу-Нур.

Развернувшись для атаки, 11-я ОЛТБ двинулась на противника. Японцы проявили выдержку и хладнокровие – десять минут их пушки и ПТР молчали, подпуская советские танки на дистанцию эффективного огня. И когда БТ-5 и БТ-7 бригады Яковлева подошли к окопам японцев на 150-200 метров – те открыли огонь.

Идущий первым батальон майора Михайлова в первые несколько минут боя потерял 15 танков. Поднятая танками песчаная завеса маскировала позиции японской противотанковой артиллерии лучше всяких маскировочных сетей, и позволяла ей расстреливать из укрытий наши танки, как на стрельбище. Пушки же наших БТ-5 и БТ-7 оказались совершенно непригодны для атаки окопавшегося противника – из-за настильной траектории стрельбы и отсутствия в боеукладках осколочно-фугасных снарядов. Не желая оставаться на поле боя в роли расстреливаемых мишеней, танки 11-й бригады отошли на исходные позиции.

Вторая атака бригады Яковлева началась в два часа пополудни, одновременно с ударившей с юга 7-й мотобронебригадой, и оказалась чуть успешнее первой – танкистам удалось оттеснить японцев с северо-западных склонов горы Баин-Цаган на 500-700 метров, расплатившись за это потерей более 30 танков. 7-я мотобронебригада, понеся тяжелые потери, результата не добилась вовсе – и на 19 часов была назначена третья атака, всеми силами советско-монгольских бронетанковых частей с трех направлений.

Как и следовало ожидать, эта атака провалилась – потеряв более сорока бронеедениц, две бронетанковые бригады советских войск и два бронедивизиона монголов откатились на исходные позиции. К концу дня 3 июля в закатное небо Халхин-Гола поднималось более ста столбов чадного чёрного дыма – это горели наши подбитые танки и бронеавтомобили…

Танки БТ-5 и БТ-7, прекрасно выглядевшие на довоенных парадах, оказались совершенно бесполезными для реальной войны, равно как и пушечные (не говоря уже о пулеметных ФАИ и БА-20) бронеавтомобили. Скверные приборы наблюдения, никуда не годная связь, несовершенные прицелы, скудный ассортимент пушечных снарядов, невозможность нормального наблюдения за полем боя, отсутствие в составе экипажа полноценного командира («командир» на наших лёгких танках – это просто заряжающий орудия или наводчик) – всё это привело к тому, что, понеся огромные потери, 11-я ОЛТБ и 7-я МББ оказались неспособными одержать победу над окопавшейся пехотой японцев. Плюс к этому – действия танков и бронеавтомобилей не были поддержаны пехотой.

С рассветом четвертого июля японцы перешли в контратаку против наших танков – и были рассеяны пушечно-пулеметным огнем. Но сам факт этой контратаки говорит о многом!

Весь день четвертого июля и всю ночь на пятое стянутые отовсюду советско-монгольские войска вели непрерывное наступление на японские позиции, и, пользуясь колоссальным перевесом в живой силе и технике, к рассвету 5 июля принудили японцев покинуть гору Баин-Цаган и отойти на восточный берег реки Халхин-Гол. Ничего удивительного или экстра-героического в этом не было – пользуясь подавляющим превосходством в артиллерии, советские войска просто подавили обороняющихся японцев массой огня. Танки же, должные, по мнению командования 1-й армейской группы, ещё утром 3 июля за пару часов просто смести врага в реку лихой атакой – двое последующих суток выполняли при медленно наступающей за огневым валом пехоте роль штурмовых орудий, полностью проигнорировав своё тактическое предназначение, ради которого, в ущерб защищенности, оснащались мощными моторами. Дорогущие БТ-5 и БТ-7, таким образом, вынуждены были выполнять ту задачу, с которой вполне бы справились дешёвые Т-26 – в один день полностью обесценив многолетние теоретические изыски советской танковой школы. Мечты теоретиков «глубокой операции» о глубоких прорывах вражеского фронта и лихих рейдах в глубь его территории разбились о прозу жизни – выяснилось, что танки серии БТ абсолютно бесполезны для современной войны, и бросать их в атаку против хотя бы в минимальной степени оснащенной противотанковым оружием пехоты – есть очень дорогой способ самоубийства для танковых экипажей, и ничего более.

Теория «глубокой операции» умерла на берегах реки Халхин-Гол – к сожалению, слишком поздно; до 22 июня 1941 года оставалось всего один год и девять месяцев…

52, 53. Советские танкисты осматривают брошенный на поле боя японский танк Тип 95 "Ха-го" (маньчжурский вариант) лейтенанта Ито из состава 4-го японского легкого танкового полка полковника Тамады. Район реки Халхин-Гол, 3 июля 1939 года (АВЛ).

Согласно разработанному плану 2 июля японцы перешли в наступление. За день до начала наступательной операции японская авиация прекратила свои полеты. Но это не ввело в заблуждение советские войска на переднем крае, а, наоборот, насторожило их. Под вечер, когда спала дневная жара, японская артиллерия открыла сильный огонь по позициям противника. Имея целью обеспечить сосредоточение и переправу ударной группы генерал-майора Кобаяси, пехотные и танковые части правого фланга группы генерал-лейтенанта Ясуоки начали наступление первыми. Уже вечером 2 июля противник ввел в действие до 80 танков. В завязавшемся бою японцам удалось сбить боевое охранение 149-го стрелкового полка и 9-й мотоброневой бригады и к исходу 2 июля оттеснить на юго-запад левый фланг советско-монгольских частей. При этом части противника вклинились в наш боевой порядок, а танки проникли до наших артиллерийских позиций. Метким огнем прямой наводкой советские артиллеристы отбили танковую атаку японцев. Противник потерял до 30 машин. Из числа экипажей этих машин советские воины захватили в плен 11 японских танкистов, а остальных уничтожили.

3 июля в 2 часа ударная труппа Кобаяси, подойдя скрытно к Халхип-Голу, начала переправу. Закончив ее между 7 и 8 часами, японцы стали быстро продвигаться к горе Баин-Цаган.

Между тем, командование советско-монгольских войск, не имея еще сведений о начавшейся у Баин-Цаган переправе японцев, но уже получив данные о переходе в наступление пехоты и танков противника против 149-го стрелкового полка и 9-й мотоброневой бригады, отдало приказ:

– 6-й кавалерийской дивизии Монгольской Народно-революционной армии перейти к "Развалинам" и выдвинуть 15-й кавалерийский полк на восточный берег Халхин-Гола для обеспечения левого фланга 9-й мотоброневой бригады;

– 11-й танковой бригаде выйти в район 6 км юго-западнее "Развалин" и быть готовой нанести фланговый удар с севера по наступающему противнику;

– 7-й мотоброневой бригаде выйти к отметке 752 (12 км северо-западнее горы Хамар-Даба) в целях сковывания противника с фронта.

24-й мотострелковый полк получил задачу выйти в район озера Хуху-Усу-Нур для нанесения удара с запада.

Таким образом, резерв советско-монгольских войск, сосредоточиваемый для нанесения флангового удара по наступающей группе генерал-лейтенанта Ясуоки, фактически выходил навстречу ударной группе Кобаяси.

Около 5 часов 3 июля 15-й кавалерийский полк подошел к переправам, чтобы переправиться на восточный берег Халхин-Гола, но наткнулся на японцев и вступил с ними в бой. Под давлением превосходящих сил противника он вынужден был отойти на северо-запад.

Переправившись через реку, противник к 8 часов 3 июля занял гору Баин-Цаган и стал продвигаться на юг по западному берегу Халхин-Гола.

Японцы сразу же начали укреплять берег фортификационными сооружениями и сосредоточивать здесь свои главные силы. Саперы строили блиндажи, а пехотинцы рыли одиночные круглые окопы. По крутым склонам на вершину горы втаскивались противотанковые и дивизионные пушки.

Около 9 часов передовые части японцев были атакованы 2-м танковым батальоном, следовавшим в авангарде 11-й танковой бригады, которая двигалась в назначенный ей район.

Положение для оборонявшихся складывалось критическое, но на выручку поспешил заблаговременно созданный Г.К. Жуковым подвижный резерв. Не давая противнику времени на организацию дальнейших наступательных действий, Жуков со всей решительностью, не дожидаясь подхода стрелкового полка сопровождения (мотопехоты), бросил в бой прямо с марша находившуюся в резерве 11-ю танковую бригаду комбрига М.П. Яковлева, которую поддержал монгольский бронедевизион, оснащенный бронеавтомобилями БА-6 с 45-мм пушками.

Принимая такое рискованное волевое решение, Жуков разошелся во мнениях с командармом Г.М. Штерном. Тот, исходя из положений боевого устава РККА, считал, что танки на укрепленные полевые позиции неприятеля без поддержки пехоты посылать нельзя и требовал дождаться подхода стрелкового полка сопровождения. Однако Жуков настоял на своем и впоследствии Штерн признал, что в той ситуации принятое решение оказалось единственно возможным.

Получив первый удар и узнав о встречном движении сильной бронетанковой группы советско-монгольских войск, противник решил закрепиться в районе горы Баин-Цаган, используя против наших танков и бронемашин свою противотанковую артиллерию.

Когда командованию советско-монгольских войск стало известно о переправе японцев в районе Баин-Цаган, оно решило немедленно атаковать противника, окружить его и уничтожить. Для этого 2-му батальону 11-й танковой бригады и бронедивизиону 8-й кавалерийской дивизии (18 бронеавтомобилей БА-6) приказывалось активными действиями связать противника с фронта и не допустить его продвижения на юг, главным силам 11-й танковой бригады нанести удар с севера, 24-му мотострелковому полку – с северо-запада, 7-й мотоброневой бригаде, подходившей позднее, – с юга.

Стремительный удар танкистов, поддержанный огнем всей имеющейся артиллерии, поставленной на прямую наводку, и ударами советской авиации, ошеломил противника. Завязались жаркие воздушные схватки. В отдельные моменты в небе над горой Баин-Цаган находилось до 300 самолетов воюющих сторон. Японцы, не успевшие после переправы через Халхин-Гол развернуться в организованные боевые порядки, не смогли противостоять дерзкой атаке танковой бригады. Вскоре танкистов поддержали подошедшие батальоны 24-го мотострелкового полка и 7-й мотоброневой бригады, имевшей в своем составе 154 БА-6, БА-10, ФАИ.

Выполняя приказ командования, главные силы 11-й танковой бригады совместно с бронедивизионом 8-й кавалерийской дивизии Монгольской Народно-революционной армии около 11 часов 3 июля развернулись и с хода атаковали японцев: 1-й батальон 11-й танковой бригады, охватывая гору Баин-Цаган с северо-запада, атаковал противника во фланг и в тыл, а 3-й батальон этой бригады и бронедивизион 6-й кавалерийской дивизии (18 БА-6) атаковали с запада, зажав таким образом неприятеля в стальное танковое полукольцо.

54, 55. Советские танкисты осматривают брошенную японскую военную технику. Район горы Баин-Цаган, 3 июля 1939 года (АВЛ).

Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих "Воспоминаниях и размышлениях" писал о том бое:

"Бригада наносила удар с северо-запада; один ее танковый батальон, взаимодействуя с броневым дивизионом 8-й монгольской кавалерийской дивизии и дивизионом 185-го тяжелого артиллерийского полка, атаковал противника с юга.

Развернувшаяся танковая бригада в количестве 150 танков, при поддержке 40 самолетов, стремительно ринулась на врата. В головных порядках главных сил бригады двинулся батальон под командованием командира батальона, замечательного воина майора Михайлова, а впереди батальона уже врезался в боевые порядки японцев взвод лейтенанта Кудряшова, исключительно отважного танкиста.

Японцы были ошеломлены стремительным ударом танковой бригады, притихли в своих противотанковых лунках и только через 10 минут открыли артиллерийский огонь по нашим танкам. От огня противника загорелось несколько танков, и это, видимо, как-то подбодрило японцев. Они значительно усилили артиллерийский и пулеметный огонь. На поле боя уже горело до 15 наших танков. Но никакая сила и огонь врага не могли остановить боевою порыва наших славных танкистов.

Было около 12 часов. По нашим подсчетам, с минуты на минуту должен подойти и вступить в бой 24-й мотострелковый полк. Он был крайне необходим для взаимодействия с танковой бригадой, которая без пехоты несла значительные потери. Но, как это иногда случается на войне, 24-й мотополк вышел по ошибке не к озеру Хуху-Усу-Нур, а к "Развалинам".

Развернувшись в боевой порядок, в 13 часов 30 минут – южнее озера Хуху-Усу-Нур 24-й полк перешел к наступление, нанося удар с запала на восток. Несколько позже вступила в бой 7-я мотобропевая бригада полковника Лесового.

Японцы отбивались от наших атак отчаянно. Но грозная лавина танков, бронемашин и пехоты все дальше и дальше продвигалась вперед, ломая и громя все, что попадало под гусеницы танков, огонь артиллерии, под удар пехоты.

Японцы бросили всю свою авиацию против атакующих наших войск, но ее встретила и атаковала наша авиация. Бой с неослабевающей силой продолжался всю ночь.

Утром, подбросив за ночь свежие силы, японцы попытались перейти в наступление, но эта их попытка была немедленно подавлена".

56. Брошенная японскими войсками грузовая автомашина Тип 94 "Исудзу" из состава сводной бронетанковой бригады генерала Ясуоки. Район горы Баин-Цаган, июль 1939 года (АВЛ).

Японский солдат Накамура так описал в своем походном дневнике бой 3 июля у подножия горы Баин-Цаган:

"Несколько десятков танков напали внезапно на наши части. У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. В воздухе было сбито 2 наших самолета. Весь личный состав упал духом. В лексиконе японских солдат все чаще и чаще употребляются слова: "страшно", "печально", "упали духом", "стало жутко".‹9›

Противник оказался окруженным в районе горы Баин-Цаган с северо-запада, запада и юга. С востока протекала река.

Сумев быстро укрепиться на горе Баин-Цаган и организовав противотанковую оборону, японцы оказывали упорное сопротивление. Бой длился весь день 3 июля.

В конце дня, около 19 часов, наши войска предприняли одновременную атаку с трех сторон. Однако противнику удалось отразить ее. Бой продолжался и ночью.

Начавшиеся трехдневные бои за обладание горой Баин-Цаган оказались бескомпромиссными. С обеих сторон в них участвовало до 400 танков и бронемашин, более 800 артиллерийских орудий, сотни самолетов. Особенно отличились 149-й и 24-й стрелковые полки под командованием майора И.М. Ремизова (ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза) и И.И. Федюнинского. Японцы постоянно атаковали, стремясь вернуть себе инициативу в боях, но комкор Г.К. Жуков и начальник штаба 57-го отдельного корпуса комдив М.А. Богданов быстро реагировали на малейшее изменение обстановки на берегах Халхин-Гола.

Поскольку наступавшие японские войска имели заметное численное превосходство, к ночи 3 июля советские войска отошли к Халхин-Голу, сократив свой плацдарм к востоку от ее берега. Однако ударная группировка японцев под командованием генерал-лейтенанта Ясуоки со своей задачей не справилась.

4 июля враг сам пытался перейти в контратаку. В то же время его авиация большими группами стремилась нанести удар с воздуха, чтобы деморализовать советско-монгольские войска. Но наши летчики преградили путь вражеской авиации и в развернувшемся воздушном бою обратили ее в бегство. Встреченная ураганным огнем артиллерии контратака противника захлебнулась.

57, 58. Осмотр советскими военными специалистами тяжелого штабного автомобиля японской Императорской армии. Район горы Баин-Цаган, июль 1939 года (АВЛ).

Вечером 4 июля наши части предприняли третью общую атаку по всему фронту. Ожесточенный бой затянулся на всю ночь.

Напрягая последние усилия, японцы стремились во что бы то ни стало удержать в своих руках гору Баин-Цаган.

К вечеру 4 июля японские войска удерживали только вершину Баин-Цаган – узкую полоску местности в 5 километров длиной и 2 километра шириной. На этом участке были сосредоточены все силы японцев, которые переправились на западный берег Халхин-Гола. Бои на Баин-Цаган не утихали весь вечер и всю ночь.

К 3 часам 5 июля сопротивление врага было, наконец, сломлено. Не выдержав натиска советско-монгольских частей, в особенности наших танков, противник в беспорядке устремился на восточный берег Халхин-Гола. Единственный понтонный мост, наведенный японцами для переправы, был ими же преждевременно взорван.

Охваченные паникой японские солдаты и офицеры бросались прямо в воду и тонули на глазах наших танкистов.

Только болотистые берега и глубокое русло Халхин-Гола помешали нашим танкам и бронемашинам переправиться на восточный берег реки. Остатки японцев на западном берегу были уничтожены в рукопашной схватке. В районе горы Баин-Цаган противник потерял тысячи солдат и офицеров, а также огромное количество вооружения и боевой техники. Наши летчики сбили за время боев в районе Баин-Цаган 45 японских самолетов.

Таким образом, японцы, стремясь глубоким маневром в обход окружить и уничтожить советско-монгольские части, сами попали в окружение, которое закончилось разгромом их главной группировки. Боевые действия советско-монгольских войск в районе Баин-Цаган являются блестящим примером активной обороны наших войск, завершившейся решительным поражением ударной группировки врага. Основную роль в разгроме противника сыграли танки и бронемашины. Опыт боев показал, что эти быстро подвижные средства, сочетая в себе маневренность и ударную силу, могут быть с не меньшим эффектом использованы не только в наступлении, но и в обороне. Необходимыми условиям для этого являются правильная постановка боевых задач, соответствующая боевым свойствам этого оружия, умелое управление бронетанковыми соединениями со стороны общевойсковых и танковых начальников, четкая и правильная организация взаимодействия с другими родами войск.

В результате неординарных боевых решений военачальника Г.К. Жукова японские войска у горы Баин-Цаган оказались наголову разгромленными и к утру 5 июля их сопротивление оказалось сломленным. На горных склонах погибло более 10 тысяч неприятельских солдат и офицеров. Остатки японских войск в беспорядке и панике бежали на противоположный берег реки. Они потеряли почти все свои танки и большую часть артиллерии.

59. Командир Красной Армии осматривает трофейную японскую танкетку Тип 94 "ТК". 3-й средний танковый полк японской армии (под командованием полковника Йошимару). Район реки Халхин-Гол, июль 1939 года (АВЛ).

Трехдневные бои на беретах Халхин-Гола японские войска вели под командованием "специалиста по Красной Армии" генерал-лейтенанта Мититаро Камацубары. Как уже упоминалось, в свое время он был военным атташе посольства Страны восходящего солнца в Москве. Его "отъезд" с поля боя под Баин-Цаган описывает в своем армейском дневнике старший унтер-офицер его штаба Отани:

"Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубары. Луна освещает равнину, светло как днем. Ночь тиха и напряжена так же, как и мы. Халха (Халхин-Гол. – Прим. авт. ) освещена луной, и в ней отражаются огни осветительных бомб, бросаемых противником. Картина ужасная. Наконец мы отыскали мост и благополучно закончили обратную переправу. Говорят, что наши части окружены большим количеством танков противника и стоят перед лицом полного уничтожения. Надо быть начеку".

Японское командование не сумело использовать свои танки для маневра. Оно направило их в группу, которая выполняла, по существу, задачу сковывания наших войск на восточном берегу Халхин-Гола, и тем самым лишило свою ударную группировку необходимых быстроподвижных и ударных средств.

Как позже отмечал Г.К. Жуков, песле сражения за высоту Баин-Цаган японские войска "…больше не рискнули переправляться на западный берег реки Халхин-Гол". Все последующие действия пограничного конфликта проходили на восточном речном берегу.

В Генеральном штабе РККА был сделан обстоятельный (на основе боевых донесений с мест событий) разбор боев с 5 по 9 июля. В телеграмме Ворошилова и Шапошникова командующему группировкой, среди прочего, подчеркивалось:

"Первое. Японцы в бою действуют организованнее и тактически грамотнее, чем мы. Будучи потрепанными, понеся значительные потери, они, прикрывшись сильными заслонами, окопавшимися на удобных позициях, главные силы оттянули к границе для отдыха и приведения в порядок…

Японцы из кожи лезут, чтобы показать свою силу. Мы должны быть умнее их и спокойнее, поменьше нервничайте, не торопитесь "одним ударом" уничтожить врага, и мы разобьем противника с меньшей затратой своей крови".‹10›

После поражения в районе горы Баин-Цаган японцы, пополнив и перегруппировав свои силы, готовились к новым наступательным действиям. Однако они не отваживались более на глубокий маневр в обход, связанный с форсированием реки.

60. Японский штабной легковой автомобиль и танкетка Тип 94 "ТК", брошенные императорскими войсками в ходе беспорядочного отступления. Район реки Халхин-Гол, июль 1939 года (АВЛ).

61. Командир Красной Армии изучает японскую пулеметную танкетку Тип 94 "ТК". Район реки Халхин-Гол, июль 1939 года (АВЛ).

Халхин-гольский конфликт во многом специфичен. Во-первых, это одно из немногих столкновений, когда боевые действия велись практически в безлюдной местности — до ближайших населенных пунктов Монголии было около 500 км. Во-вторых, борьба велась в сложных климатических условиях с суточными колебаниями температуры от минус 15 до плюс 30 градусов Цельсия и множеством иных неблагоприятных природных факторов. Неслучайно советские бойцы шутили: «Даже комары в Монголии, как крокодилы — кусаются через доски».

В-третьих, Халхин-Гол стал полигоном для испытания новых образцов вооружения: впервые в воздушном бою использовались реактивные снаряды, Красная Армия применила автоматические винтовки Симонова, а также 82-миллиметровые минометы. Значительный прорыв был осуществлен и в военной медицине.

Темой же данной статьи будут два дискуссионных аспекта необъявленной войны на Халхин-Голе, которые с 1939 г. и до наших дней являются предметом многочисленных споров.

Баин-Цаганское побоище

Пожалуй, ни одно из событий на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 года не вызывает столько споров, как сражение за гору Баин-Цаган 3−5 июля. Тогда 8-тысячной японской группировке удалось скрытно форсировать Халхин-Гол и начать движение к советской переправе, угрожая отрезать советские войска на восточном берегу реки от основных сил.

Противник был случайно обнаружен и вынужден занять оборонительную позицию на горе Баин-Цаган. Узнав о случившемся, командующий 1-ой армейской группой Георгий Жуков приказал 11-ой бригаде комбрига Яковлева и ряду других бронетанковых подразделений сходу и без поддержки пехоты (мотострелки Федюнинского заблудились в степи и вышли к месту сражения позднее) атаковать японские позиции.

Памятник танкистам-яковлевцам на горе Баин-Цаган. Источник: wikimapia.org

Советские танки и бронеавтомобили предприняли несколько атак, но из-за значительных потерь вынуждены были отступить. Если действия японской пехоты с шестовыми минами и бутылками с горючей смесью особой эффективностью не отличались, то 37-миллиметровые противотанковые пушки легко пробивали броню любых советских танков и бронеавтомобилей на Халхин-Голе. Второй день сражения свелся к постоянному обстрелу советской бронетехникой японских позиций, а провал японского наступления на восточном берегу вынудил японское командование начать отход.

До сих пор историки спорят, насколько оправданным был ввод в бой бригады Яковлева с марша. Сам Жуков писал, что сознательно пошел на это. С другой стороны, был ли у советского военачальника другой путь? Тогда японцы могли продолжить движение к переправе, и произошла бы катастрофа.

Спорным моментом Баин-Цагана до сих пор является и японское отступление. Было ли это повальное бегство или планомерный и организованный отход? Советская версия рисовала разгром и гибель японских войск, не успевших осуществить переправу. Японская же сторона создает картину организованного отступления, указывая, что мост был взорван уже тогда, когда на него ворвались советские танки. Видимо, ни то, ни другое описание в полном объеме не отражает действительности.

Каким-то чудом под артиллерийским обстрелом и ударами с воздуха японцам удалось переправиться на противоположный берег. А вот оставшийся в прикрытии 26-й полк был практически полностью уничтожен. Уже после конфликта в Японии командующего японскими войсками генерала Камацубару не раз упрекали в том, что прикрывать отступление он оставил полк, не входивший номинально в состав его 23-й дивизии, пожертвовав «чужой частью».

Общие потери в Баин-Цаганском побоище японцы оценили в 800 чел. убитыми, т. е. 10% личного состава; количество раненых не уточнялось.

Комбриг Михаил Павлович Яковлев. Командир 11-й танковой бригады РККА. Участвуя в боевых действиях всего 10 дней, Яковлев провел ряд операций, которые во многом предопределили перелом в ходе всего конфликта в пользу советских войск. Погиб 12 июля 1939 г. при уничтожении группы японской пехоты. Герой Советского Союза (посмертно). Источник: ribalych.ru

Баин-Цаган сложно назвать решительной тактической победой одной из сторон. А вот в стратегическом отношении — это, безусловно, победа советско-монгольских войск. Во-первых, японцы были вынуждены начать отход, понеся потери и не выполнив основной задачи — уничтожения советской переправы. Более того, ни разу на протяжении конфликта противник больше не пытался форсировать Халхин-Гол, да и физически это было уже невозможно. Единственный комплект мостового оборудования во всей Квантунской армии был уничтожен самими японцами при отводе войск с Баин-Цагана.

Во-вторых, наносившийся одновременно удар по советскому плацдарму на восточном берегу Халхин-Гола оказался неудачным. Из 80 японских танков, участвовавших в безуспешной атаке, 10 были уничтожены и один захвачен бойцами РККА. Далее японским войскам оставалось лишь проводить операции против советских войск на восточном берегу Халхин-Гола или ждать политического решения конфликта. Правда, как известно, дождался противник совсем иного.

Потери противника

Еще одной из загадок событий на Халхин-Голе является число жертв. До нашего времени нет точных данных о японских потерях. Как правило, цифры, приводимые в литературе, носят отрывочный характер или являются предположениями. 20 августа 1939 года советские войска начали мощное наступление, ведя бои на окружение японской группировки. Основной удар планировалось нанести с севера, однако в силу несогласованности действий первые атаки успеха не имели.

Ошибочно решив, что основной удар наносится в южном секторе, японское командование направило туда основные резервы. А тем временем сосредоточенные на северном фасе советские войска нанесли новый мощный удар, оказавшиеся для врага роковым. Кольцо вокруг японской группировки сомкнулось, и начались бои на уничтожение.

Сколько японских солдат оказалось в кольце? Многим ли удалось прорваться? Эти вопросы до сих пор открыты. Количество окруженных и уничтоженных внутри кольца нередко оценивалось от 25−30 тыс. до 50 тыс. человек. В докладе Г. М. Штерна по итогам операции указаны японские потери в июле-августе 1939 г. в количестве 18868 чел. убитыми и 25900 ранеными. Сами японцы весьма уклончиво обозначали свои потери. Когда им было разрешено увезти тела погибших, они не стали уточнять, сколько тел им необходимо отыскать.

Бойцы армии МНР на Халхин-Голе. Вариант постановочного снимка — пламегаситель у пулемета ДП-27 в походном положении.

За последнюю декаду июня численный состав советской авиагруппировки на Халхин-Голе несколько сократился (см. табл.). В основном это произошло за счет «выбивания» в воздушных боях морально устаревших И-15бис, доказавших свою неспособность драться на равных с японскими истребителями. Низкий боевой потенциал И-15бис прекрасно осознавался советским командованием. В июле «бисы» постепенно вывели из состава полков, сформировав из них отдельные эскадрильи прикрытия аэродромов.

ЧИСЛЕННОСТЬ СОВЕТСКИХ ВВС В РАЙОНЕ КОНФЛИКТА НА 1.07.39*

|| И-16 | И-15бис | СБ | Р-5Ш | ВСЕГО ||

70-й иап || 40 | 20 | – | – | 60 ||

22-й иап || 53 | 25 | – | – | 78 ||

38-й сбп || – | – | 59 | – | 59 ||

150-й сбп || – | – | 73 | 10 | 83 ||

ИТОГО || 93 | 45 | 132 | 10 | 280 ||

*Указаны только боеспособные машины.

В первых числах июля советская авиация в Монголии получила первые образцы новой техники. На аэродром Тамсаг-Булак прилетела из Союза эскадрилья новейших истребителей И-153 «Чайка» в составе 15 машин. Правда, новейшими их можно назвать лишь по годам разработки и выпуска, а фактически они являлись очередной модификацией биплана И-15 с убирающимся шасси, более мощным мотором и рядом других доработок. Но по скорости и скороподъемности «Чайка» заметно превосходила своего предшественника И-15бис, и это не могло не сказаться на результатах боев.

Эскадрилью «Чаек» возглавил капитан Сергей Грицевец, и поначалу в штабных документах она так и называлась «Эскадрилья Грицевец» ‹8›.

Участники боев на Халхин-Голе (слева направо): Грицевец, Прачик, Кравченко, Аоробов, Смирнов.

В дальнейшем прибыли еще несколько десятков «Чаек». Некоторое время они считались строго секретными, и их пилотам категорически запрещалось летать за линию фронта, но уже к концу месяца этот запрет был снят.

Еще одной советской новинкой, поступившей на фронт в начале июля, стала эскадрилья из семи истребителей И-16П, вооруженных, помимо двух синхронных пулеметов, двумя крыльевыми 20-миллиметровыми пушками ШВАК. Пушечные истребители решили использовать в первую очередь в качестве штурмовиков, для атак против наземных целей. Эскадрилью включили в состав 22-го иап. Ее первым командиром стал уже знакомый нам капитан Евгений Степанов ‹23›.

Полковник Александр Гусев и командир 20-го иап майор Григорий Кравченко.

Численность японской авиации в начале июля оценивалась нашей разведкой в 312 самолетов: 168 истребителей и 144 бомбардировщика ‹4›. Эти цифры, как и раньше, были завышены почти втрое. На самом деле, по сравнению с серединой июня, никаких новых авиачастей во 2-м хикосидане не прибавилось, а с учетом потерь количество боеспособных машин составляло к концу месяца не более 100 -110 штук.

2 июля штаб Квантунской армии приступил к операции под кодовым названием «Второй период номонханского инцидента». В ходе нее предполагалось форсировать Халхин-Гол и, двигаясь вдоль западного берега реки с севера на юг, захватить переправы, окружить и уничтожить советские войска на восточном берегу.

В ночь на 3 июля по наведенному понтонному мосту через реку переправились части 7-й и 23-й пехотных дивизий. Закрепившись на горе Баин-Цаган, японцы установили артиллерию и начали быстро сооружать оборонительные позиции. Одновременно два полка 23-й дивизии, как и было предусмотрено планом, двинулись вдоль Халхин-Гола на юг, к советским переправам. Тем временем на восточном берегу другие японские части нанесли отвлекающий удар.

С рассветом в битву вступила авиация. Бомбардировщики из 10-го, 15-го и 61-го сентаев атаковали и рассеяли монгольскую конницу из 6-й кавалерийской дивизии МНРА, сорвав намеченную контратаку. Японские летчики совершили в тот день по нескольку вылетов на поддержку наземных войск, потеряв от зенитного огня и атак истребителей четыре самолета: два Ки-15, один Ки-30 и один Ки-21.

В 11.00 на Баин-Цаган двинулись танки из 11-й танковой бригады, только что прибывшие на фронт и с ходу вступившие в бой. Началось знаменитое «баин-цаганское побоище», в котором советские танкисты ценою нескольких десятков сожженных машин взломали наспех созданную японскую оборону. Одновременно с этим 73 СБ из 150-го и 38-го полков с высоты 3000 м сбросили бомбы на вражеские позиции у Халхин-Гола, Хайластын-Гола и озера Яньху. В районе целей на них напали японские истребители и сбили один самолет.

Помимо бомбардировщиков, японцев на Баин-Цагане несколько раз в течение дня атаковали И-15бис из 22-го иап. Пулеметным огнем они расстреливали пехоту в неглубоких торопливо отрытых окопах и разгоняли прислугу артиллерийских орудий.

В 16.45 бомбардировщики 150-го сбп совершили повторный налет. На этот раз их целью стали японские резервы у сопки Номон-Хан-Бурд-Обо. Один самолет был сбит зенитным огнем, экипаж погиб. На обратном пути еще одна машина стала жертвой истребителей.

В докладах японских пилотов два СБ, сбитых ими за день, превратились в четыре. Вдобавок японцы заявили, что сбили шесть И-16, однако «ишаки» в тот день потерь не имели.

4 июля японские войска, потерпев поражение в «баин-цаганском побоище», начали отход на восточный берег. Толпы солдат, скопившихся у переправы, попали под удары советской артиллерии и авиации, понеся большие потери. Первый налет бомбардировщиков 150-го сбп под прикрытием И-16 состоялся в 11.00, второй – примерно в 15.40.

В обоих случаях бомбардировщики подвергались смертоносным атакам Ки-27. Наши истребители вступали в бой, но не смогли надежно прикрыть своих «подзащитных», хотя и заявили об уничтожении пяти самолетов противника. Японцы в двух боях сбили семь бомбардировщиков и повредили два И-16 (пилоты получили ранения). Погибли 10 членов экипажей СБ.

В 16.45 состоялся еще один воздушный бой с участием 24 И-16. По заявлениям советских пилотов, в этом бою они сбили 11 японских истребителей. У нас пропал без вести летчик Кочубей.

Японцы же объявили, что 4 июля они не потеряли ни одного самолета, сбив 10 советских бомбардировщиков, 35 истребителей и один P-Z.

В тот же день состоялся первый вылет на штурмовку вражеских позиций семерки И-16П. Все машины вернулись на аэродром, но один пушечный истребитель (возможно, поврежденный зенитным огнем) разбился при посадке.

Самолеты 70-го иап на одном из монгольских аэродромов.

5 июля бомбардировщики продолжали «работать» по вражеским войскам. Им снова пришлось выдержать тяжелый бой с истребителями 1-го сентая, в котором были сбиты два СБ из 38-го полка. Пятеро членов экипажей погибли.

По утверждению японцев, они без потерь сбили пять СБ и семь И-16, но в советских документах ничего не говорится об участии наших истребителей в боях 5 июля и о каких-либо потерях среди них в этот день.

Далее штаб Квантунской армии объявил, что 6 июля истребители 1-го и 24-го сентаев вели бои против 60 русских истребителей и бомбардировщиков, сбив 22 И-16 и четыре СБ. Согласно советским документам, 22 И-16 и 23 И-15бис из 22-го иап, летевшие на штурмовку, в районе озера Узур-Нур подверглись атаке примерно тридцати истребителей И-97. По заявлениям летного состава, в бою сбит 21 японский самолет. Наши потери – пропали без вести два И-15бис и двое летчиков: Солянкин и Силин. Позже их признали погибшими. Кроме того, 18 машин вернулись с пробоинами, а две из них требовали капитального ремонта.

Бомбардировщики 6 июля потеряли одну машину, но не в бою с японцами, а из-за ошибки штурмана и собственных зенитчиков. Экипаж пилота Красихина и штурмана Панько (фамилия стрелка-радиста в документах не упоминается), возвращаясь с задания на высоте 200 метров, сбился с курса и попал под огонь зенитно-пулеметной установки. Один из двигателей загорелся. Красихин совершил вынужденную посадку, не выпуская шасси. Летчики практически не пострадали, но самолет сгорел.

Всего же, по официальным японским данным, во время «Второго этапа номонханского инцидента», то есть с 2-го по 6 июля, истребители 1-го, 11-го и 24-го сентаев одержали 94 воздушные победы. Еще пять самолетов записали зенитчикам. Реальные советские потери составили 16 машин. Нашим истребителям за те же пять дней засчитали 32 победы, однако, японцы признали гибель только четырех самолетов ‹33›.

Красноармейцы наблюдают за воздушным боем.

7 июля первый боевой вылет на перехват японского разведчика, появившегося над Тамсаг-Булаком, совершила четверка И-153. Вылет прошел безрезультатно: пока «Чайки» набирали высоту, «японец» успел скрыться в облаках. С 8 по 12 июля И-153 еще несколько раз взлетали по тревоге при появлении вражеских «фотографов» над их аэродромом, но ни один из перехватов не увенчался успехом. Гораздо больше шансов давало постоянное дежурство истребителей в воздухе, однако это привело бы к быстрому износу моторов, а потому было признано нецелесообразным.

Из-за больших потерь в первых числах июля советским бомбардировщикам пришлось в дальнейшем повысить рабочий потолок с 2500-3000 метров до 6800-7500. На этих высотах они надолго стали неуязвимыми как для зениток, так и для истребителей. Правда, и точность бомбометания, естественно, снизилась. 8-го, 9-го, 13-го, 14-го и 15 июля экипажи СБ бомбили японские войска на линии фронта и в оперативном тылу. Все эти налеты прошли без потерь, а насколько эффективными они оказались, сказать трудно.

В ночь с 7 на 8 июля первые боевые вылеты на Халхин-Голе совершили тяжелые бомбардировщики ТБ-3. Три самолета сбросили 16 100-килограммовых бомб на город Ганчжур. По донесениям экипажей, в результате бомбардировки «центр города был покрыт дымом». Несколькими днями ранее эскадрилья «ТБ третьих» из 4-го тяжелого бомбардировочного авиаполка (4 тбап) Забайкальского военного округа, перелетела на монгольский аэродром Обо-Сомон. В эскадрилью входили шесть «боевых кораблей», как в документах той поры называли эти огромные машины. Позже к ним добавилось еще несколько эскадрилий, так что к концу июля на халхингольском ТВД действовали уже 23 четырехмоторных гиганта. Эскадрилью, а впоследствии – группу ТБ-3 возглавлял майор Егоров.

Поскольку низкие летные данные в сочетании с большими размерами делали ТБ-3 слишком уязвимыми как для зениток, так и для истребителей, эти бомбардировщики применялись только в темное время суток. Боевые вылеты обычно совершались одиночными машинами, реже – парами. Как правило, экипажи стартовали в 17-18 часов, то есть еще до темноты, и пересекали линию фронта с наступлением ночи. Средняя продолжительность боевого вылета составляла 7-8 часов.

Бомбы сбрасывали с высот не более 2500 метров (обычно – 1000-1500 м). Применялись в основном боеприпасы небольшого калибра (ФАБ-10, ФАБ-32, ФАБ-50 и осветительные), реже – ФАБ-100. Бомбили по площадям. Главной задачей было изматывание противника, хотя иногда случались и удачные попадания, после которых японцы собирали убитых и тушили пожары.

На случай вынужденных посадок между Тамсаг-Булаком и горой Хамар-Даба оборудовали запасной аэродром с прожектором, однако воспользоваться им не пришлось. Хотя практически в каждом налете японцы открывали беспорядочный зенитный огонь и пытались поймать бомбардировщики лучами прожекторов, за все время боев в ТБ-3 не попали ни разу. Наши летчики в этой связи отмечали неважную выучку японских зенитчиков и несогласованность действий между зенитной артиллерией и прожектористами ‹4›.

Японские летчики из 24-го истребительного сентая возле аэродромного автостартера. Штанга стартера подведена к храповику втулки винта истребителя Ки-27. Крайний слева на снимке – капрал Кацуки Кира, одержавший, по официальным японским данным, девять (согласно другому источнику – 24) воздушных побед на Халхин-Голе.

Лишь однажды на одной машине осколком снаряда повредило двигатель. Но самолет вернулся в Обо-Сомон и нормально сел на трех моторах.

Налеты продолжались до 26 августа каждую ночь, когда позволяла погода. За это время ТБ-3 совершили 160 боевых вылетов, потеряв только один бомбардировщик, разбившийся при посадке в ночь на 28 июля из-за одновременного отказа двух двигателей. Погиб находившийся в передней кабине комиссар 100-й авиабригады Кириллов, остальные члены экипажа не пострадали ‹4›.

Помимо боевой работы, ТБ-3 активно привлекались к транспортным перевозкам. Из района боевых действий в Читу они возили раненых (в фюзеляже и крыльях помещалось до 20 человек), а обратно летели с медикаментами, боеприпасами, корреспонденцией и другими срочными грузами.

Вернемся, однако, к описанию боевой работы истребителей. 9 июля, согласно советским данным, в воздушном бою были сбиты три И-97 и один И-16. Летчик Пашулин спасся на парашюте. Японцы ничего не сообщают о своих потерях в этот день.

Утром 10 июля 40 И-16 и 26 И-15бис из 22-го иап вылетели на штурмовку японских позиций. На высоте 3000 м они встретили до 40 Ки-27 и вступили с ними в бой. Вскоре к обеим сторонам подошло подкрепление – 37 И-16 из 70-го иап и до 20 Ки-27, прилетевших с японской стороны Халхин-Гола. Бой продолжался примерно 20 минут, после чего японцы ушли на свою территорию. Наши заявили об уничтожении 11 самолетов противника при потере трех И-16. Летчики 22-го иап Спивак, Пискунов и Прилепский пропали без вести.

Еще четверо, среди них помощник командира 22-го полка капитан Балашев, были ранены. Несмотря на смертельное ранение в голову, Балашев сумел вернуться на аэродром и совершить посадку. 13 июля он скончался в госпитале. 29 августа ему присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Японцы объявили об уничтожении 10 июля 64 (!) советских истребителей и признали потерю одного Ки-27.

Следующий крупный воздушный бой состоялся 12 июля. С советской стороны в нем участвовали 39 И-16 из 22-го иап, а также девять И-16 и 15 И-15бис из 70-го полка; с японской, по словам наших пилотов, – «до 50» И-97. Советские летчики заявили 16 воздушных побед, японские – 11.

На самом деле наши потеряли один самолет (летчик спасся на парашюте), а японцы – три. В одном из них погиб японский ас Мамору Хамада. Хамада – первый из имперских асов, нашедших свою смерть на Халхин-Голе. К моменту гибели на его боевом счету значилось 17 побед. Еще один японец – командир 1-го сентая подполковник Тосио Като выпрыгнул с парашютом из горящей машины над монгольской территорией, но был вывезен другим японским летчиком – сержантом Тосио Мацумурой, посадившим свой истребитель рядом с местом его приземления. Подполковник, получивший сильные ожоги, вернулся к летной работе только в 1941 году.