Ничтожество меня за гробом ожидает. Ничтожество меня за гробом ожидает Надеждой сладостной младенчески дыша

Ничтожество меня за гробом ожидает
/ в поисках истины /

К уже сказанным размышлениям о жизни после смерти хочу добавить спонтанно написанный очерк, как ответ на категорическое утверждение Константина Николаевича Скорупского, которого для краткости я буду называть Конискор, подобно Викниксору (Виктор Николаевич Сорокин) основателю школы имени Достоевского (ШКИД) в надежде, что он без обиды воспримет такое обращение и только в формате этого очерка. Итак, мой друг и оппонент Конискор, личность в полном смысле не заурядная, в одном импровизированном, но дружеском споре на тему, отчасти инициированной мной,- о боге, духовности и смысле жизни, в качестве не опровержимого довода об отсутствии чего-либо после смерти и всякой там посмертной жизни, сослался на авторитет Александра Сергеевича Пушкина, зачитав по памяти строку из его стихотворения:
-Надеждой сладостной младенчески дыша... ничтожество меня за гробом ожидает...
Мне следовало догадаться, что Пушкин и,соответственно, Конискор, под "ничтожеством" понимали "небытие", второе, устаревшее значение "ничтожества", которое редко, но все ещё было в обиходе во время Пушкина.В 1863 году, Владимир Иванович Даль, в первом издании своего " Толкового словаря русского Языка", первого словаря в России, дал слову "ничтожество" новое толкование,как «крайней незначительности,бессодержательности,крайнего убожества кого либо и т.д.», которое и стало основным до настоящего времени.
Кстати, В.И.Даль был знаком и даже дружен с А.С.Пушкиным, но вряд ли консультировал его по этимологии «ничтожества». На хитровато-победной улыбке Коникскора тот спор был закончен. Однако, я не спешил признать себя побеждённым и предпринял небольшое исследование, которое предлагаю вниманию читателя. Разумеется, оно началось с поиска и прочтения самого стихотворения. Привожу его полностью:
Надеждой сладостной младенчески дыша,
Когда бы верил я, что некогда душа,
От тленья убежав, уносит мысли вечны,
И память, и любовь в пучины бесконечны,-
Клянусь! давно бы я оставил этот мир:
Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,
И улетел в страну свободы, наслаждений,
В страну, где смерти нет, где нет
предрассуждений.
Где мысль одна плывёт в небесной чистоте...
Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;
Мой ум упорствует, надежду презирает...
Ничтожество меня за гробом ожидает...
Как, ничего! Ни мысль, ни первая любовь!
Мне страшно!.. И на жизнь гляжу печален вновь,
И долго жить хочу, чтоб долго образ милый
Таился и пылал в душе моей унылой.

Я не большой знаток поэзии, и в частности поэзии Пушкина, хотя для меня он был и остаётся самым любимым поэтом, наряду с М.Ю. Лермонтовым. Посему я не могу решиться полностью на самостоятельный анализ стихотворений, тем более его лирических творений, к которым относится стихотворение «Надеждой сладостной младенчески дыша». Но поскольку в нашем диспуте с моим другом Конискором без анализа размышлений Пушкина о жизни земной и смерти не обойтись, я привлеку на помощь пушкиноведа С.А.Кибальника и приведу выдержки из его статьи в которой дан анализ рассматриваемого нами стихотворения, написанного в Одессе в 1823г, когда поэту было 24 года.
Слово Кибальнику:
" Поэтическая мысль во всех стихотворениях (в том числе и в "надежде сладостной...,прим моё), вращается вокруг темы бессмертия человеческой души. «Пушкин начинает с темы посмертного бытия, или точнее, с темы небытия:
Ты сердцу непонятный мрак,
Приют отчаянья слепого,
Ничтожество! пустой призрак,
Не жажду твоего покрова...
Эта тема небытия («ничтожества») получает свое развитие в дальнейших стихах и вызывает противоположную тему, которую Пушкин рассматривает не как религиозный догмат, а как создание поэтической фантазии.
Пушкин развивал романтическое представление о победе любви над смертью, о том, что бессмертная душа и за гробом сохранит «память милой».
Наиболее пессимистический вариант темы получил развитие в стихотворении «Надеждой сладостной младенчески дыша». Иное бытие рисуется в романтическом плане, как идеальный мир «свободы, наслаждений», но разум лирического героя подсказывает, что за гробом его ожидает «ничтожество"; это рождает в герое желание жить, чтобы сохранить в себе образ любимой.
Но уже в стихотворении «Надеждой сладостной младенчески дыша» поэт отказывается верить в бессмертие души: «мой ум упорствует, надежду презирает». Но главным оказывается даже не само бессмертие, а сохранение душой ее прежних, земных ощущений, без которых бессмертие не имеет смысла.
Близкий к пушкинскому ход мыслей представлен даже в знаменитом монологе Гамлета из шекспировской трагедии, начинающемся словами «Быть или не быть?...:
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Кто бы согласился кряхтя под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться.
У Шекспира также речь идёт о снятии «покрова земного чувства в смертном сне», но далее следует мысль о том, что только страх перед этой неизвестностью останавливает многих «мириться» со своей земной долей".
Я благодарю Кибальника за его, сокращенный мной, анализ и подведу его итоги применительно к контексту темы моей работы. Первый вывод, который, как я думаю, с удовлетворением отметит мой друг Конискор, тот, что Пушкин действительно говоря о "ничтожестве" имеет ввиду "небытие" и, как отмечает Кибальник, развивает его в дальнейших стихах. Однако, о чем не говорит пушкиновед: попытки поэта заглянуть в небытие,то с надеждой,то с отчаянием,отнюдь не означают того, что Пушкин, также, как и его гениальные собратья по перу Гёте и Шекспир, начисто отрицают возможность существования посмертного мира. Другое дело, что они все, в образах лирических героев своих поэтических творений, как правило, молодых влюблённых романтиков, испытывают сильную привязанность к земле, на которой живут их возлюбленные, где "где вечный свет горит, где счастье верно, непреложно...", и в то же время, не имея представления о том, как выглядит тот мир "небытия" боятся его. Об этом хорошо сказал Гёте устами Фауста, который, как и безымянный герой у Пушкина, полон устремления в «мир новой жизни неизвестной»:
Но две души живут во мне,
И обе не в ладах друг с другом
Одна, как страсть любви, пылка
И жадно льнёт к земле всецело,
Другая вся за облака
Так и рванулась бы из тела.
О, если бы не в царстве грёз,
А в самом деле вихрь небесный
Меня куда-нибудь унёс
В мир новой жизни неизвестной!
В то же время Фауст сознает свою связанность только с земным миром: лишь в нем он способен испытывать какие-либо чувства:
-Но я к загробной жизни равнодушен.
В тот час, как будет этот свет разрушен, с тем светом я не заведу родства.
Я сын земли. Отрады и кручины
Испытываю я на ней единой.
В тот горький час, как я ее покину,
Мне все равно, хоть не расти трава,
И до иного света мне нет дела,
Как тамошние б чувства ни звались,
Не любопытно, где его пределы
И есть ли там, в том царстве, верх и низ.-
Верно подметил Шекспир-страх перед неизвестностью посмертного мира, неопределённостью небытия останавливает многих «мириться» со своей земной долей.
Другой гениальный собрат и преемник Пушкина тоже говорит о "ничтожестве", и я не могу отказать себе в искушении привлечь к нашему литературно-интерактивному дискурсу Мишу Лермонтова в качестве альтернативного эксперта в нашем исследовании. Не спешите обвинять меня в фамильярности по отношению к Михаилу Юрьевичу Лермонтову, родившемуся в 1814г и пережившего А.С.Пушкина всего на четыре года. В то время (1829г),в которое Лермонтов участвует в нашем исследовании в качестве самого себя, ему было всего лишь 15 лет отроду. В этом возрасте совсем ещё юный отрок написал стихотворение " Монолог", которое я предлагаю вниманию читателя, вместе с приложенной к нему выдержкой из анализа стихотворения (автор анализа не указан).

Монолог
Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем.
Мы, дети севера, как здешние растенья,
Цветём недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Её однообразное теченье...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд её мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит. 1829г

"Лермонтова поражало то, что представители благородных фамилий, так увлечённо рассуждающие о высоких материях, не обладают и малой долей тех благодетелей, которые декларируют. Именно поэтому поэт написал стихотворение «Монолог», которое перекликается с его более поздним произведением «Дума» и обличает представителей нового поколения, которым чужды такие понятия, как честь, справедливость и верность.
Свои рассуждения Лермонтов начинает с утверждения о том, что «ничтожество есть благо в высшем свете», и это действительно так. К людям, лишенным всяких принципов, что, по мнению поэта, является отличительной чертой его современников, общество относится снисходительно и даже покровительственно. Именно по этой причине автор задаётся вопросом: «К чему глубокие познанья, жажда славы, талант и пылкая любовь свободы, когда мы их употребить не можем?».
Как видим слово "ничтожество" употреблено уже в новом значении, указанном в словаре Даля. Не трудно заметить, что и в сарказме Лермонтова, определившего "ничтожество, как благо в здешнем свете", так и у Пушкина, продолжавшего в свои 24 года " младенчески дышать сладостной надеждой" и, которого только отсутствие веры в то, что его душа "От тленья убежав, уносет мысли вечны, и память, и любовь в пучины бесконечны,"- спасла от "сокрушения жизни, уродливого кумира"-есть что-то общее, связующее два альтернативных понятия одного слова "ничтожество".
Проведём мысленный эксперимент: заменим в стихотворении "надеждой сладостной дыша" слово "ничтожество" на устаревшее "небытие" и прочтём его. Строка, вызвавшая у меня недоумение, звучала бы так:- Небытие меня за гробом ожидает. На первый взгляд, в таком прочтении стихотворение в целом было бы более убедительным и доходчивым для понимания теми, кто забыл или вообще не знал устаревшего значения слова "ничтожества", или такими,как я, кто воспринимают слова буквально в их прямом, общепринятом значении. Однако Александр Сергеевич, который бы за словом не то, что в карман не полез, но и в словарь тоже, тем более, что первый словарь его друга Даля, появился лишь спустя более, чем двадцать лет после смерти Пушкина,- знал слово "небытие" и его значение, но использовал именно "ничтожество", превосходно понимая его истинное значение, которое было лишь записано Далем, но не придумано им. Свои соображения по этому поводу я оставлю на потом, а пока продолжу эксперимент с заменой этого слова в "монологе" юного Лермонтова. Тогда бы начало его стихотворения звучало бы так:
- Поверь, небытие есть благо в здешнем свете -
Согласитесь, что и эта строка и все последующие потеряли бы всякий смысл, и уж точно тот смысл, который по мнению аналитиков творчества молодого поэта(и по моему мнению тоже) он в него вложил. Пока повременим с итогами нашего исследования и прочтём ещё одно стихотворение Пушкина, написанное им в 1828г, в день своего рождения-26 мая, но опубликованное в 1830г, в то время когда, он уже был признан мэтром русской словесности.
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.
Как видим спустя пять лет после написания "надеждой сладостной младенчески дыша" Пушкин, хотя и вышел из младого для поэта возраста, был по прежнему во власти трепетных раздумий и печали, очевидно усугублённых декабрьскими событиями 1825 года и обескураженный тем, что кто-то, наделённый враждебной властью, вызвал его из "ничтожества", на время, наполнив его былой страстью и возродив в нем прошлые сомнения. Разочарование пришло быстро. Вновь он не видел пред собой цели, ощутил пустоту в сердце, праздность ума и удручающую тоску однообразия того мира из которого он ушёл в небытие.
И здесь, продолжив наш эксперимент и заменив "ничтожество" на "небытиё", я остаюсь в том же недоумении, что и прежде, которое, как мне кажется вполне разрешимо, если мы обратим внимание на то, что ни у Пушкина, ни у Лермонтова в стихах нет слова "небытие", несмотря на то, что, пусть и не часто, этот устаревший синоним "ничтожества" можно было услышать в разговорной речи. Вопрос: в каком значении оно (небытиё)участвовало в разговоре. Дело в том, что во всех словарях, начиная со словарей Даля, это слово стоит особняком, без указания какой-либо этимологической связи со словом "ничтожество" и везде толкуется как: не существование, отсутствие бытия, или просто- как ничего.

Эти пунктирные линии означают то, что весь дальнейший текст - плод довольно плотной трёхдневной работы, оказался стёртым в результате отсутствия у меня элементарной компьютерной грамотности. Было тем более досадно, что именно последнюю треть исследования я набирал на клавиатуре, как говориться в чистую, без каких-либо предварительных рукописных намёток.
В конце концов, смирившись, я сделал несколько попыток восстановить утраченное по памяти, но увы...Перечитав сохранённый текст, я понял, что пора закругляться, иначе говоря-подвести итоги(синоним слова "закругляться") моему, с позволения сказать, исследованию.
Просмотрел вновь и те уцелевшие, зафиксированные в компьютерной памяти, выдержки из статей профессиональных исследователей творчества Пушкина. Одна из них показалась мне на глаза весьма вовремя, поскольку являлась развитием тех мыслей, к которым я пришёл самостоятельно, но содержала новое для меня наблюдение, ценное тем, что дополняло итоговое заключение этого очерка. Именно эту выдержку из статьи Владимира Цивунина:"Пушкин,Я хочу понять тебя" читайте сразу после моего пояснения.
"Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана, -
поправлял ошибки Пушкина дотошный митрополит Филарет. Пушкин сокрушено вздыхал, мялся и оставался при своём интересе. Круги поэзии и религии к тому часу не совпадали".
(Абрам Терц, "Прогулки с Пушкиным").
Таким своеобразным эпиграфом автор предварил свою статью, в которой высказал "Ещё несколько мыслей по поводу стихотворной переписки между Пушкиным и митрополитом Филаретом". Речь идёт о стихотворном ответе московского митрополита Филарета на стихотворение " Дар напрасный, дар случайный"...............................
- "Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Это даже не ропот, это, казалось бы, настоящий бунт! Конечно, можно увидеть в этом стихотворении ропот на самого Творца (дающего жизнь), в чем и упрекнул поэта митрополит. И не поленился составить стихотворный же отзыв. Сочинительством это, конечно, не было - просто переделкой пушкинских строк:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана...
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал...
Точно ли - против Творца? Так выходит, если под словом "ничтожество" подразумевается небытие. Попадается у Пушкина именно такое значение. Но встречается и другое, кстати, более привычное для нас: "ничтожество" - нечто малое, мало значащее, неценное, не стоящее внимания. Именно в таком значении употребляется это слово, например, в пушкинской заметке "О ничтожестве литературы русской".
Отчего не предположить, что под "воззванием из ничтожества" Пушкин имел в виду не жизнь как таковую, а обретение им (обнаружение в себе) таланта - обретение, сопряжённое со многими искушениями? Не будь этого - и, глядишь, удалось бы прожить жизнь тихую, как, к примеру, жизнь добрейшего Ильи Ильича Обломова, не терзая себя сомнениями по поводу того, как именно дoлжно ему, Пушкину, своим талантом распорядиться."-

Далее, я вновь беру слово и, наконец, перехожу к заключению. Итог этого импровизированного исследования в том, что Пушкин и Лермонтов употребляли слово "ничтожество" в том значении,которое указано в словарях Даля. Поскольку оба стихотворения Пушкина написаны им от первого лица, есть все основания полагать, что поэт говорит о себе, и его страшит поджидающее за гробом "ничтожество", в котором нет ни мысли, ни любви. Но он также боится возвращения в жизнь, появления, по словам Лермонтова, в "здешнем свете", который представляется ему "уродливым кумиром". Но в отличие от Лермонтова, который с юношеским максимализмом, с горькой иронией даёт описание ничтожества этого света, через перечисление его "благодеяний", "источённых ядом злобы", Пушкин не столь категоричен, он осторожен в выражениях и, употребляя дважды, в обоих стихах, одно и тоже слово "ничтожество" он делает так, что стихотворения не теряют смысла от понимания его в устаревшем значении, "небытия". Такое двойственное толкование не даёт мне морального права считать себя победителем в нашем виртуальном споре с Константином Николаевичем, но и нет оснований считать себя побеждённым, тем более, что я имею косвенное подтверждение своей правоты от самого Александра Сергеевича Пушкина, сказавшего:
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Послесловие.

Я написал этот очерк не для того, чтобы переубедить или доказать свою правоту в споре, которого не было, но для того, чтобы руководствуясь идеей, овладевшей мной в последнее время, использовать материал "исследования", положенный в его основу, для развития этой идеи, состоящей, как сказано в подзаголовке всей работы в целом,- "в поисках истины". Познав её человек обретет способность выбора своего жизненного пути в жизни и, тем самым, фактически определит область посмертного существование своей духовной сущности(души). От правильности выбора во многом будет зависеть попадет ли его душа в «ничтожество»,где будет обречена на полное забвение в трясине «небытия», которое не только лингвистически, но и физически выражают сущность двух определений одного понятия. Либо его "душа от тленья убежав, унесёт мысли, память, и любовь в пучины бесконечны,-в область бессмертия, в обитель вечного бытия.

«Рассудок и любовь» (1814), «Уныние» (1816), «Погасло дневное светило...» (1820), «Надеждой сладостной младен­чески дыша...» (1823), «К морю» (1824), «К***» («Я помню чудное мгновенье...») (1825), «Под небом голубым страны своей родной...» (1826), «На холмах Грузии лежит ночная мгла...» (1829), «Я вас любил...» (1829), «Мадона» (1830).

В лицейской лирике Пушкина любовь изображалась в гедо­нистических красках, близких традиции Батюшкова («Рассудок и любовь», 1814, «Красавице, которая нюхала табак», 1814, «Виш­ня», 1815) и в элегической интерпретации Жуковского («Уны­ние», 1816, «Желание», 1816, «Пробуждение», 1816). Мотив лю­бовных радостей и утех, нескромных желаний сменяется в 1816- 1817 годах мотивами любовного разочарования, любовной печа­ли, уныния.

Гражданские мотивы, увлекающие юного Пушкина после лицея, кажется, вытесняют мотивы любви: не случайно в стихо­творении «К Чаадаеву» (1818) любовь (наряду с надеждой», «ти­хой славой») названа «обманом»; поэт поглощен темой свободы. Но этот период длился недолго. Вскоре тема любви зазвучала в творчестве Пушкина с новой силой.

В 1820 году на юге была написана элегия «Погасло дневное светило...», где с байроническими мотивами разочарования в жизни, романтического бегства от родины оказался сложно свя­зан любовный мотив. В этом лирическом шедевре Пушкина ро­мантическое разочарование наполнено, однако, гуманным со­держанием. Прекрасная человеческая душа под влиянием воспо­минаний о прошлом волнуется, «кипит и замирает», бросается от движения к мертвенному покою, а затем вновь к движению. Пе­ред нами человек, который, сколько бы страданий ни перенес на родине, не может оставить ее без сожаления. Вот откуда глубо­кое, перекликающееся с волнением моря, волнение души. Это волнение передается своеобразной прихотливой ритмикой и строфикой стихотворения, рефреном «Шуми, шуми, послушное ветрило, // Волнуйся подо мной, угрюмый океан».

Ночь, море, корабль - эта обстановка позволила герою не стесняться своих чувств. Он взволнован нахлынувшими воспо­минаниями, как когда-то самими событиями («в очах родились слезы вновь»).

Время и расстояние просветлили память героя. Ему стало яс­нее его прошлое; в воспоминаниях легче отделить истинное от ложного. Таково свойство памяти. Ложное, ненастоящее забыто: «минутные друзья», «изменницы младые», которых он, оказыва­ется, не любил... Но обнаружилось то главное, что не подлежит забвению, «излечению»: «глубоких ран любви ничто не излечи­ло» - истинно ценное помнится и по-прежнему ранит, волнует. Это стихотворение о минутах прозрения человека, когда он по­нимает себя, людей, когда видит мир в целом.

Среди всех жизненных очарований любовь, возможно, самое главное. В стихотворении Пушкина «Надеждой сладостной мла­денчески дыша...» (1823) наиболее трагически выражено роман­тическое неприятие всего вокруг, так терзавшего поэта в период глубокого душевного кризиза начала 1820-х годов. Душевная то­ска столь сильна, что человек готов «сокрушить» свою собствен­ную жизнь, которая кажется «уродливым кумиром», готов добро­вольно расстаться с нею. Сомнения, неверие терзают человека; «младенческая» надежда, светлая вера не в силах противостоять холодному рассудку: «Мой ум упорствует, надежду презирает...» Но у жизни, лишенной высокой надежды, все же сохраняется последняя опора. Смысл существования состоит в том, чтобы хранить в себе любовь:

И долго жить хочу, чтоб долго образ милый

Таился и пылал в душе моей унылой.

Любимый образ горит в душе героя, словно костер, и герой стремится, чтобы дольше сохранить такую жизнь своей возлюб­ленной, долго жить. В его душе «образ милый» именно живет, та­ится и пылает. Это единственный смысл существования «уны­лой» души героя-романтика.

Замечательное послание Пушкина «К морю» (1824) - о сво­боде. Но оказывается, что свобода - не самая главная человече­ская ценность. Любовь оказалась сильнее:

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я...

Чары этой любви лишают героя возможности ответить на «зов» моря-друга. И человек как бы исповедуется стихии, расска­зывает ей о том, о чем море знать не может - о могучей привя­занности одного человека к другому, о близкой душе, которую не могут заменить все блага мира.

Шедевр любовной лирики Пушкина Михайловского перио­да - стихотворение «К***» («Я помню чудное мгновенье...») - вдохновлен встречей с Анной Керн в 1825 году, когда она при­ехала погостить в соседнее Тригорское. Он уже встречался с ней шесть лет назад, в 1819 году, в Петербурге, в доме Олениных. И впечатление она произвела на него тогда сильнейшее, срав­нимое с видением, чудом. Композиция стихотворения подчине­на развертыванию истории души человека, истинным содержа­нием которой является... любовь. Каждая строфа - этап внут­ренней эволюции героя, и все стихотворение в целом - исто­рия о том, как любовь врачует душу человека.

Первая строфа стихотворения рисует рождение любви, ко­торое сопоставимо с божественным откровением, ослепитель­ным светом в темноте, внезапно вспыхнувшим перед глазами и преобразившим и душу человека, и все вокруг:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В этом «ты» есть ощущение теплой, восторженной близости к той, явление которой подобно чуду.

Это чудо длилось одно «мгновенье» - и вот его уже нет - оно мимолетно. Однако эта мысль лишена у Пушкина трагизма, упор сделан на радости от существования чуда. Выражение Жуковского «гений чистой красоты», ставшее у Пушкина сравнени­ем, означает «дух чистой красоты». Он и явился в образе преле­стной женщины.

Чудо того далекого «мгновенья» мощно повлияло на человека. Уже не видя эту женщину, он «долго» помнил о ней. В памяти остался «голос нежный» (как бы музыкальная сторона ее образа), и «снились милые черты». Сон как продолжение «виденья» - вот та форма, в которой предстает желанный образ. Это не обяза­тельно сон как таковой. Возможно, здесь и греза наяву, как во­площение свободы души, права любить, которое никто не отни­мет у человека.

И вот кажется, что «годы», «бурь порыв мятежный» разруши­ли «прежние мечты». Наступило забвение. Удивительно, но этот период забвения, эта жизнь «во мраке заточенья», жизнь «без жизни», эти «тихо» тянувшиеся дни не отвергаются, не прокли­наются Пушкиным. Это тоже жизнь, иначе вместо «тихо» он ис­пользовал бы более резкое, отвергающее эту жизнь слово. И все же она - «без божества», «без вдохновенья», и человек не в си­лах мириться с этим бессмысленным существованием.

Возможно, самый интересный фрагмент стихотворения - это осознание причин перерождения героя. Существуют разные мнения на этот счет, разные варианты прочтения предпоследней строфы, но предложенный Б.В. Томашевским нам кажется пред­почтительней. Ученый считает, что воскресение любви объясня­ется состоянием души человека:

Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное веденье, Как гений чистой красоты.

Душе человека, субстанции таинственной и самостоятель­ной, настало время пробудиться. В этом состоянии человек об­рел возможность видеть красоту. Для его сердца «воскресли» не только «и жизнь, и слезы, и любовь», но и «божество и вдохно­венье». Давно замечено, что некоторые эпистолярные оценки Пушкиным Анны Керн язвительны и негативны. Видеть во всем этом неискренность Пушкина-поэта не стоит: чудо длилось все­го одно мгновение, образ реальной женщины чудесно перепла­вился в горниле поэзии...

Мотив светлого воспоминания о прошедшей любви звучит в стихотворении «На холмах Грузии лежит ночная мгла...». В 1829 го­ду, после неудачного сватовства к Наталье Гончаровой, Пушкин отправляется на Кавказ, в район боевых действий. Все окружаю­щее пронизано памятью об оставленной возлюбленной:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

Шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою, Тобой, одной тобой... Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит, И сердце вновь горит и любит - оттого,

Что не любить оно не может.

Печаль поэта не имеет ничего тягостного, мучительного. Она как бы наполняет светом («светла») окружающую «ночную мглу». Вся благостная и возвышенная природа Грузии, шум реки вопло­щают это печальное и светлое воспоминание. Выражением этого примиряющего начала любви становится гармоничная музыкаль­ность звукового строя стихотворения. Равномерное чередование шестистопного и четырехстопного ямба, как и не сразу бросаю­щаяся в глаза аллитерация - повтор плавного «р» и сонорных согласных «м», «н» и «л», - подобны тихому ропоту водного по­тока, мерное движение которого становится здесь выражением самой жизни души. Любовь в этом стихотворении - это потреб­ность и высшее проявление человеческого сердца. Сердце «горит и любит», и свет этого огня тоже окрашивает атмосферу стихо­творения, определяет его оптимистическое звучание.

К Анне Олениной, петербургскому увлечению Пушкина, об­ращено другое прославленное стихотворение - «Я вас любил...» (1829). Кажется, что чувство, в нем изображенное, действитель­но в прошлом, но уже следующая фраза звучит невольным при­знанием: «Любовь еще, быть может, // В душе моей угасла не сов­сем...» Лирический герой словно балансирует между прошлым и настоящим, чувствует, как ускользает любовь, пусть печальная, «безмолвная», «безнадежная», но все же очень нужная для души. Это она, любовь, дает силы к самоотречению («я не хочу печа­лить вас ничем»), освобождает от чувства ревности и, наконец, позволяет возвыситься до благословения любимой женщины:

Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим.

В сонете «Мадона» (1830) воспеваются не восторги и пре­вратности любви, а промысел Творца, ниспославшего труженику утешение и отраду среди его «медленных трудов». «Чистейшей прелести чистейший образец» - такова Наталья Гончарова, «Ма­дона» поэта. Заметим, что не красотой, а именно прелестью души дорога невеста для главы будущей семьи. Божественный смысл семейного счастья выразил Пушкин в этом сдержанном и возвышенном стихотворении.

Любовь как радость и печаль жизни в лицейской лирике Пушкина уступает место любви как тяжело постигаемой подлин­ности среди обмана. Это единственный смысл бытия среди все­общего разочарования. Только в любви заключен божественный смысл, явленный как чудо. Она придает новое, волнующее каче­ство окружающему. Настоящая любовь человечна, очищена стра­данием и делает жизнь человека причастной высокому смыслу.

Контрольные вопросы и задания

1. Каково влияние творчества К.Н. Батюшкова и В.А. Жу­ковского на любовную лирику Пушкина?

2. Какие романтические идеи входят в стихотворение «Погас­ло дневное светило...»? Как они взаимосвязаны с любовными мотивами?

3. Перечитайте стихотворение «Надеждой сладостной младенчески дыша...». Какие пессимистические мотивы звучат в стихотворении? Как трактуется любовь в этом стихотворении?

4. Какие реальные события послужили основой для написания стихотворения «К***» («Я помню чудное мгновенье...»)? Каково значение мотивов чуда, мгновения, видения, красоты, време­ни в стихотворении? Как в нем развивается образ-переживание?

5. Каковы основные мотивы стихотворения «На холмах Грузии лежит ночная мгла...»? Кому посвящено данное стихотворе­ние?

6. Перечитайте стихотворение «Я вас любил...». Кому оно по­священо? Каково значение мотивов прошлого и настоящего? Какую содержательную нагрузку выполняют анафоры? Какова концепция любви в этом стихотворении?

7. Кому посвящено стихотворение «Мадона»? Каковы основные идеи, тональность стихотворения?

8. Обобщите мотивы и идеи, которые характерны для любов­ной лирики Пушкина.